"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
— Ну, полагаюсь на вас, мистер Крус.
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. МАЛЫЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. 18 (31) декабря 1917 года.
Ольга Александровна устало отложила бумаги. Сегодня было много работы.
Подготовка к Всеправославному Собору, интриги вокруг предстоящей смены персоны Вселенского патриарха, необходимость определить на эту должность лояльную брату кандидатуру. При этом важно не оттолкнуть от себя другие Церкви, и, в первую очередь, греческую, поскольку с Элладой отношения остаются крайне неоднозначными, а важность Греции для обороны и безопасности Ромеи, да
И тут важно было сделать все аккуратно, взвешенно, постараться никого лишний раз не обидеть, кого надо задобрить, но, кое кого и одернуть, однако же и тут следовало действовать аккуратно, дабы не вызвать громкого скандала. И это при том, что даже слепцам было очевидно, что идет русификация и самой Константинопольской патриархии, и поста Вселенского патриарха. Последнее обстоятельно (да и первое, что греха таить), вызывало у многих иерархов глухой ропот и сопротивление разной степени явности.
Вселенский патриарх, Константинопольская, Русская, Антиохийская, Иерусалимская поместные Церкви. Добавим сюда Грузинскую, Армянскую, Ассирийскую, приправим мусульманами разных конфессий, всякого рода иудеями и прочими, и мы получим такой перегретый региональный котел противоречий в Единстве, который может взорваться в любой момент. И это, не вспоминая об Элладской Церкви, Румынской Церкви, до сих пор не снятой анафеме с Болгарской Церкви, да и скрытое могущество русских старообрядцев не стоит сбрасывать со счетов…
А тут еще новая директива от царственного брата — обеспечить поддержку на Вселенском Соборе перевода всех православных Церквей на Новоюлианский календарь. Вот, мол, расчеты и прикидки.
Спасибо, братец, удружил! Без этого было мало печали!
Порой, в моменты особой усталости, она ловила себя на легкой ностальгии по прежним временам, когда она всего лишь была дочерью Самодержца Всероссийского, потом всего лишь сестрой Императора. Мелкие заботы и бытовая суета.
Но тосковала ли она по тем временам? Однозначно, нет.
Ведь это только романтические дурочки полагают, что быть Великой Княжной, тем более дочерью Императора, это такая несусветная и сказочная привилегия — балы, путешествия и прочие радости бытия. Отнюдь-отнюдь. Начиная с того, что царственный Папа не баловал своих детей и воспитывал в строгости всех, включая девочек, да и Мама отнюдь не славилась своим либерализмом в этих вопросах. Заканчивая тем, что судьба женщин в современном мире весьма часто зависит (или зависела, но это пока больше разговоры), от воли мужчин, особенно, если этот мужчина — Государь Император. И тут его дочь или сестра становятся во многом заложницами его державной воли и государственных интересов. Так, ее первый, ужасный и несчастливый брак с принцем Петром Александровичем, герцогом Ольденбургским, был сущим кошмаром, а состоялся он по настоянию Мама — Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны и царственного брата Николая, на которого Мама и решительным образом
Пятнадцать ужасных и несчастливых лет. Тоски и ожидания, пока, наконец, в августе прошлого года Николай Второй не соблаговолил в конце концов утвердить определение Святейшего синода, признававшее её брак с принцем Ольденбургским расторгнутым. И вот уже в ноябре она выходит замуж за офицера Кирасирского полка Николая Куликовского, столько лет ждавшего ее свободы, а уже в декабре она наконец-то она узнала о том, что у них будет малыш.
Лишь одно сильно смущало Ольгу — ощущение приближающейся всеобщей беды. Имперский паровоз явно близился к развилке, главный путь которой обрывался на краю разрушенного моста. И царственный машинист не желал ничего видеть вокруг себя.
В конце февраля 1917-го стало ясно, что катастрофа неизбежна, но каким-то промыслом Божьим, случилось чудо и Россия обошлась лишь потрясением и сменой Царя, который сумел в последний момент перевести стрелки, уводя державный локомотив от пропасти.
Ольга смотрела в окно, туда, где за дворцовым парком, виднелись праздничные огни Константинополя. Город готовился к своей первой встрече Нового года в качестве столицы новой Ромеи. Кто мог ей сказать в новогоднюю ночь 1917-го года о том, что окажется почти хозяйкой в этом дворце? Да, операция готовилась, Ольга знала об этом, но она слабо верила, что Николай сможет взять Царьград. Наоборот, эта операция очень пугала ее. Состояние армии было плохим, дисциплина падала, росли революционные настроения, и Ольга самым серьезным образом опасалась того, что Босфорская операция обернется катастрофой куда большей, чем поражение в Русско-японской войне и та же Цусима. И что катастрофа эта неизбежно обернется революцией, даже если революция, по какой-то необъяснимой причине, не случится до того.
Но, революции не случилось. Вернее сказать, ее царственный брат Михаил и есть самая настоящая революция. Да, он, вне всякого сомнения, великий человек!
И вот теперь, глядя на огни Константинополя, она может смело загадывать свои желания. И пусть до Рождества остается еще несколько дней, но, в конце концов, в Ромее сейчас предновогодняя ночь, а если реформа календаря состоится, то уже следующее Рождество весь цивилизованный мир, включая Россию, будет отмечать одновременно.
Она встала из-за рабочего стола и подошла к окну, глядя в ночь.
Пора возвращаться домой, в квартиру. Опять она не уложила спать Тихона. Государственные дела отнимают часть внимания у ее сына. Но, хотела бы она вновь стать обыкновенной Великой Княгиней и просто устраивать званые ужины, балы и прочее, что требуют приличия высшего света?
Вероятно, нет. После этих безумных месяцев борьбы и интриг, она почувствовала вкус государственной власти, почувствовала, что значит иметь возможность не только рассуждать, но и делать, творить. Лиши сейчас ее этого чувства, и она захиреет, словно роза, без солнца и полива.
Позади открылась дверь.
— Любовь моя, ты спать собираешься?
Ольга улыбнулась и ответила не оборачиваясь.
— Да, Николя. Сегодня было очень много работы, но я вроде основные дела закончила.
Граф Куликовский подошел сзади и обнял жену. Она ощутила его горячее дыхание на своей шее.
— Так ты планируешь спать, любовь моя?
— Как там Тихон?
— Разумеется, наш сын давно спит. Чего и тебе желаю. Время уж не детское.
— А который час?
— Без пяти минут полночь. Сегодня в Ромее Новый год, а ты вся в делах…