"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
– Я не Михайлович! Я – Васильевич!!!
Мальчик был похож на злого нахохлившегося воробья, который готов в любой момент перейти в атаку.
Маша медленно выпустила воздух из легких. Вот за что ей это все? За что такое наказание? Ей своих детей разве мало? Да и то, где она, а где дети! Почему она должна разгребать эти авгиевы конюшни? Она с ненавистью оглядела стены Кремля.
«Москва-Москва, как я тебя ненавижу! Ничего хорошего я от тебя не видела! Одни страдания!!!»
Императору стало немного лучше. Его даже отсоединили от доноров, давая возможность организму бороться самому. Вновь тянутся часы
Сегодняшние выборы в России и их итог от нее никак не зависят. Все сделают за нее. Нет возможности на что-то повлиять.
Тем более, что ей референдум в Австро-Венгрии? Что ей бои в Чехии? Что ей охваченная смутой Венгрия и румыны, которые все же не удержались от глупости ввести в Трансильванию свои войска? Почему ее это должно волновать больше, чем любимый, который завис между жизнью и смертью?
Сегодняшний разговор с сыном Михаила и Ольги был мучителен сам по себе. А тут еще и мальчик решил показать характер. Но Маша твердо была намерена закрыть все долги мужа и качнуть его весы в сторону жизни.
– Послушай, ты сам волен выбирать, кем тебе быть – Михайловичем или Васильевичем. По праву крови ты – Михайлович и светлейший князь. У тебя есть еще титулы маркиза и барона, можешь использовать их. Ты – дворянин Империи, а уж как титуловаться, решать сугубо тебе.
Мишка мрачно шел рядом с императрицей по дорожкам Тайницкого сада. Когда его везли из Марфино, он был полон решимости устроить скандал, фыркать и дерзить. Хорошо хоть поехавший с ним Георгий всю дорогу хватал его за ноги и опускал на грешную землю.
Но тут, в Кремле, оказалось так, что царица вовсе не собирается его уговаривать, как-то выпячивать его новый титул и вообще демонстрировать свою величайшую милость и благоволение. По рассказам Георгия и по тем эпизодам, когда ему самому приходилось видеть юную императрицу, он ожидал встретить в Кремле величественную, блестящую и очень опасную Марию. Вместо этого всего Мишка увидел очень уставшую, измученную молодую женщину, которая держалась на ногах из последних сил.
Чтобы хоть что-то сказать, мальчик буркнул:
– А эти титулы мне тоже достались из-за того, что я сын императора?
– Нет, – соврала Маша, – это заслуженные титулы полковника Василия Мостовского и имперского комиссара Александра Мостовского, спасшего ценой своей жизни французского императора и его мать. Ты можешь гордиться этими титулами. Никто не вправе у тебя отнять их славу и их гордость. Но и гордость быть сыном великого императора Михаила Второго тоже никто у тебя отнять не может.
– И что вы от меня хотите?
Но Маша уже напряженно смотрела на спешащую к ним фигуру.
– Что-то случилось…
Человек еще издалека закричал:
– Государыня! Императору очень плохо! Кризис! У нас нет доноров!!!
Смертельно побледневшая Маша бросила на мальчика взгляд расширившихся от ужаса глаз:
– Помолись за него. Это все, что я прошу… Прости его и помолись, умоляю!!!
И заспешила к зданию клиники.
Евгений Сергеевич Боткин. Лекция [158] в Императорской Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. 1940 год
158
Текст
– Первейшими принципами нашей профессии я уже означил вам отношение к делу как служению, оказанию помощи, несмотря на неблагоприятные условия, без оправдания бездействия и ссылки на те или иные обстоятельства. Ярчайшим проявлением их стала работа русских врачей в годы «американки», когда мы все работали изо всех последних сил, отдавая себя без остатка врачебному долгу. Ярчайшим примером этого служения стал подвиг лейб-медика Николая Васильевича Сперанского, не только спасшего своей кровью государя, но и открывшего нам путь к пониманию лечения «американки».
Тогда, в октябрьские дни 1918-го, мы не знали, как лечить «американку». Предложенное профессором Гедройц замещающее переливание крови стабилизировало состояние больного. Недостатка в крови для государя не было. Гвардейцы всех полков Москв, готовы были отдать кровь государю. Даже горцы Дикой дивизии, по вере своей считающие, что, отдавая кровь, они отдают душу, с готовностью шли на это для Михаила. Мы, особенно после горьких слов государыни, спешили. Состояние государя было критическим. В этой спешке мы не сразу поняли, что переливаем кровь недавно привитых от оспы. В смятении мы прекратили процедуру и стали искать чистых доноров, но состояние государя стало резко ухудшаться. И тогда профессор Сперанский своею волею вошел в карантинную зону и приказал делать взаимное переливание крови от него Государю и от государя ему. Тем самым он надеялся дать нам время найти нужных доноров, и, прогоняя через себя кровь реципиента, насытить ее кислородом, разбавить вирус в общем увеличившемся объеме кровотока, снизив общее его содержание у больного. Три часа кровеносные системы врача и больного были одним целым. Государю явно становилось лучше, но у Сперанского появились первые явные признаки болезни. Мы как раз нашли достаточное число доноров: не привиты от оспы были монахи и монахини московских монастырей. Именно их кровь переливалась в следующие дни государю.
Сегодня многие пытаются гадать – что же спасло императора Михаила тогда: наука или чудо? Всенощная молитва государыни на праздник Покрова Богородицы, «кровь святых старцев» или гениальность и самоотверженность врачей… Я еще повторю вам: мы делали все что могли, но что нужно делать, мы не знали!
В те дни я еще более уверовал в то, что «Дела» без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей. Там у постели государя мы сделали много ошибок, но именно через их череду Господь вывел нас к излечению.
Теперь, после многих лет исследований, мы можем предполагать, что привнесение в организм больного оспы вызвало, как назвал это государь, «интерференцию вирусов». А вымывание молодой крови больного кровью стариков снизило иммунное самоизнурение организма. Но мы по-прежнему не знаем этого твердо. Но одно могу сказать: вера благословенной нашей государыни, верность врачебному долгу врачей, деятельное сострадание ближнему доноров и беспримерный подвиг самопожертвования лейб-медика Сперанского спасли тогда государя.