Новый Мир (№ 1 2010)

Журнал Новый Мир

Рабочие понимают, что продолжать разговор — нет смысла. Они гудят уже как-то по-иному… Между ними начинается шевеление, некоторые лезут обратно в автобус. Первым — Федька.

— Вы просили список! — вдруг вскрикивает шеф.

— Да… Список… — вяло отзываются рабочие.

— У меня нет его с собой, но я назову по памяти несколько имен, а вы скажите, правильный ли выбор мы сделали. Итак, известный вам мастер — Петрович. — Одобрительный гул. — Начсмены Широков. — Одобрительный гул. — Агафонов… Сомов…

Убежденные, что добились

социальной справедливости, рабочие садятся в автобус, похлопывают по спине Петровича, Сомова…

— Ну, хоть вам повезло, мужики…

— Да, глядишь, срастется, — будто оправдываясь пред товарищами, говорит Петрович. — Нефтянку-то — разве не перекупят? А кто работать будет? Обратно всех соберут…

— Да, соберут, жди-ка, — не скрывает зла Федька. — Если кризис, хрен они кого возьмут, так на вас ездить и будут…

— Да еще вопрос — а было ли банкротство у них, — тихо, наклонясь к Федьке, говорит какой-то молодой. — Я под их автоматами соображать перестал, а кто его знает — может, не банкротство, может, просто выбросили нас — и нет проблемы? Он как гипнотизер: наговорил чего-то — все и поверили. А я так и не понял — кто это был? Ты понял?

— Нет.

— Во фирма: я своего директора в лицо не знаю. И этого мужика ни разу не видел.

— Не, я видел раз, — говорит Федька.— Недавно. По телику, что ли.

— Вот и разбирайся с ними….

— Разбираться надо с самим собой, — спокойно говорит Петька. — Дойти до сути. Не хочется, чтоб нас так легко одурачили. Я бы к адвокату сходил. Пойдешь со мной?

— Не, один давай…

— Плохо дело, — говорит Петька. — Все в огне. Душа негодует, а ты…

— Меня не тронь, — отрезает Федька. — Я свою тропиночку найду. И без ихних подачек обойдемся… А адвокаты эти — тьфу! Одна и та же сволочь…

— Увидим…

— А я и смотреть не пойду, — опять жестко говорит Федька. — Не до тебя мне сейчас, пойми, Петя, друг сердечный. Тут кризис — а значит, надо быстро-быстро — и в ту сторону…

Когда автобус проезжает пост ГИБДД на возвратном пути в Астрахань, гаишник справляется по рации:

— Вижу автобус АО 26-34. Пропустить?

Сквозь хрипы раздается:

— Автобус не задерживать!

sub VIII /sub

Тот же, что и прежде, старый дом с верандой, полутемный притихший двор. Веревка с постиранным бельем. В углу двое курят у открытой двери. Появляется Федька, по ступенькам поднимается на второй этаж. В руке у него — бутылка водки.

Заходит на галерею второго этажа, открывает дверь к Вале. Та на кровати привстала, молча смотрит на него.

Федька тоже молча подходит к столу, ставит стопку, свинчивает крышку, наливает рюмку и хлопает, не поморщившись.

Видно, что разговор начинать ему неохота.

— Федь, — зовет Валя, тоже не зная, что случилось и с чего начать.

Федька молча наливает вторую.

— Федь, ты чего такой? Случилось что?

Федька аккуратно хлопает вторую рюмку. Втягивает ноздрями воздух.

— Все, Валюха, — с едкой решимостью говорит он. — Покончили нас, короче. В связи с мировым кризисом. Поувольняли, на хрен.

— С работы уволили? — уточняет Валя и тут же начинает искать, чего бы закусить ему.

— Всех на хрен, — с каким-то даже удовольствием повторяет Федька. — Вышел такой хлыщ, так и так, грит, мы банкроты. И вы, значит, уволены. Сам-то он не банкрот, по нему видать — держится уверенно. Всю милицию с города согнали: шлемы им дали, щиты. В воздух разрешили стрбельнуть для испуга. В общем, проводили с почестями. Недолго, значит, процветание длилось…

— Ты погоди, — говорит Валя. — Я тебе щас погрею… Поешь… А это — не беда, другую работу найдешь, буровых-то много…

— Ну-у, не-ет, — подзахмелев, усмехается Федька. — Этим мы не нужны. Только и было разговоров: нефть! Нефть! — Его по-пьяному тянет на разговор. И пока Валя хлопочет, он наливает себе еще — но уж половину рюмочки. — Все на халяву жить хотят. Наши — качают. Казахи — качают. Калмыки — тоже в нефтяники подались. Дагестан, Баку — все нефтью захлебываются. Даже этот, туркмен, баши его в душу, и тот в мировом консорциуме чего-то подпердывает.

Смеется своим словам.

— Короче, все, Валь, на это повелись, нефть круче хлеба стала. Ну и докачались: цена — ёк! А деваться некуда… Всё прогудели, на хрен, пропили — ничего нету, нефть одна…

— Ладно, ты не горячись, сейчас — поешь лучше… — Ставит тарелку перед ним. — Поешь — и спать ложись. Утро вечера мудренее. А завтра я спрошу — может, у нас там — шофером или грузчиком…

— Да не-е, завтра уж надо дело затевать. И на дядю я больше не хочу вкалывать. Сам буду!

— Это как ты «сам будешь»?

— Да известное дело как. Отцы-деды наши жили, и мы, значит, проживем.

— Сам знаешь, как теперь с этим.

— Ну и ничё, мы не из пугливых. Ты брату своему скажи — где он? Скажи, чтоб пособил мне.

— Я ему не советчица. — Валя склоняется к Федьке, запускает руку ему в волосы. — Ты вон у меня какой жесткий… А он другой ведь совсем. Выдержит он там? Ты сам-то подумай — в помощь он тебе будет или…

— Да некогда помощников искать. Что он — все на крыше сидит? Хватит ему сидеть, в дело его надо, а то так балбесом и останется. А у нас этого добра — и так полгорода…

С неохотой Валя подходит к двери, открывает ее, кричит в темноту:

— Саш!

— А? — доносится из темноты голос.

— Ты сидишь все? Тут Федя спрашивает тебя, спустись-ка…

По железной крыше осторожно проходят шаги, без громкого звука, аккуратно спускаются, быстрый шорох — и вот уже Сашкино лицо показывается в проеме двери. Умное лицо, но странное — тонкое, длинное, выразительные большие глаза, шапка курчавых волос.

— Проходи, садись, — приглашает к столу Федька.