Новый Мир (№ 2 2006)

Журнал Новый Мир

Городские альманахи — явление нечастое, но для отечественной культуры и истории исключительно ценное, ведь в них обычно находят отражение материалы, любовно собранные еще “непрагматическим” поколением, для которого невещественные культурные ценности не подверглись девальвации, они — в крови.

Немалое пространство альманаха отдано теме краеведческой, что закономерно. Тут и “историографические” сведения про александровские окрестные места — о селе Крутец, селе Шимохтино, о возвышенности с таинственным названием Ликоуша, где некогда были языческие игрища, а потом народные гуляния, как говорят, во времена императрицы Елизаветы Петровны также весьма вольные…

Местность эта непредставима без исторических реалий и подробностей того особенного периода, когда из Александровской

слободы царством московским управлял грозный царь Иоанн. В этом смысле в альманахе кроме краеведческих подробностей особый интерес вызывает публикуемая впервые небольшая повесть Андрея Канцурова “Месть Иоанна Грозного (апрель 1572 года). Дело о четвертом браке”. Это живое, до кинематографичности яркое повествование создал историк-византолог, столь знающий и увлеченный, что может нарисовать план-реконструкцию Константинополя по основным историческим периодам. В данном же случае, проникая в кровавое время Иоанново, он описывает, как Грозный покарал свою жену, Анну Колтовскую, за измену... Да, даже всесильному владыке могла изменить венценосная супруга. И изменила с княжичем Борисом Ромодановским. Когда дело открылось, Иоанн в жестоком гневе собственноручно растерзал посохом своим обидчика, царицу же Анну велел насильно постричь в монахини. Текст динамичный, исторические подробности реальны. То, что Иоанн в гневе “схватил посох и стальным жалом пригвоздил ногу Бориса к полу”, напоминает нам строки из известной книги “Иван Грозный” К. Валишевского: “Быть может, некоторые даже видели картину, изображавшую Ивана, который принимает гонца: царь слушает чтение письма (князя А. Курбского. — С. А. ), опершись на свой посох, наконечником которого он пригвоздил к полу ногу Шибанова” (этот же сюжет в балладе А. К. Толстого “Василий Шибанов”). Надо сказать, что для царя Иоанна расправа над четвертой, изменившей ему женой была на самом деле далеко не кровавой. Одну из своих жен он утопил, другую, Василису Мелентьеву, тоже, кстати, за измену, приказал отпеть и зарыть заживо. Так что А. Канцурова не заподозришь в том, что сюжетом ему послужила самая страшная страница из брачных историй царя.

В рубрике “История края” находим и “Некоторые дополнительные сведения о пребывании цесаревны Елизаветы Петровны в Александровской слободе”. Это краеведческий очерк с использованием архивных материалов, посвященный событиям начала XVIII века — когда Елизавета во время царствования Анны Иоанновны была удалена в Александровскую слободу и провела там “самое мрачное десятилетие в своей судьбе”. Однако цесаревна оставила по себе добрую память: учредила в 1745 году указом школу при Александровском конном заводе, отстроила вновь амбары, лавки, дома после пожара 1735 года.

Естественно, что целый ряд публикаций отнесен к истории цветаевской семьи. Сестры Цветаевы жили в Александрове в 1915 — 1917 годах.

Текст Анастасии Цветаевой “Александров” дает ранее неизвестные страницы жизни сестер. В изданиях ее “Воспоминаний” были опубликованы лишь краткие фрагменты-главки этой цельной части, носившей в рукописи и машинописи номер 25. Сколько живого и трагического в свидетельстве младшей Цветаевой, зорко и тонко отразившей свою серебряную эпоху! Печалью и искренностью веет от откровенного рассказа о любви юной тогда писательницы к Николаю Миронову, оставившему след в биографии и ее старшей сестры, Марины. Публикация этой откомментированной части “Воспоминаний” фактически продолжает линию, идущую от главы “Николай Миронов”, также по недостатку места в свое время не попавшей в основной корпус книги и вышедшей самостоятельно в “Новом мире” (1995, № 6). На сохранившихся аудиозаписях А. И. Цветаева говорит о том, как сожалеет о вынужденном сокращении ее книги, имевшей изначально куда больший объем. Глава “Александров” А. Цветаевой в альманахе попала в рубрику “Архив”.

Краеведчески примыкают к цветаевскому тексту воспоминания Наты Ефремовой “Семья и дом Ивановых”. Автор сама происходит из этой семьи, “патриархи” которой были некоторое время квартирными хозяевами А. Цветаевой. Н. Ефремова, историк, писательница, рассказывает о судьбе одной из купеческих семей. Дом Иванова до революции был своеобразным культурным центром, где проводились общественные вечера, действовал синематограф и даже находился единственный в округе частный телефон. Дом сохранился. Это здание в стиле модерн имеет немалое значение для архитектурной истории города; оно стоит близ центральной площади,

от него совсем недалече, на другой стороне речки Серой, кремль слободы, где молился во храме и откуда вершил расправу над покорными и непокорными богопомазанник Иоанн... Позже Цветаевы жили в другом месте, на Староконюшенной улице, в доме Лебедевых. В альманахе есть фотография А. И. Цветаевой с сыном Андреем Трухачевым на фоне этого дома, сделанная в 1916 году. Здесь же впервые воспроизведена запись в метрической книге Преображенской церкви в Александрове о крещении второго сына, Алеши. Он родился, когда А. И. Цветаева была второй раз замужем, за Маврикием Александровичем Минцем, в том же 1916 году. Брак с первым мужем, Сергеем Трухачевым, не был еще расторгнут, и новорожденного записали на фамилию первого мужа. Крестильный документ уникален тем, что восприемниками указаны при крещении Василий Васильевич Розанов и ближайшая подруга Марины Цветаевой, поэтесса София Парнок. Анастасия Ивановна рассказывала, что В. В. Розанова записали крестным отцом по его письменной просьбе, заочно.

В альманахе впервые целиком опубликован авторский поэтический сборник Софии Парнок “Зеленая тетрадь” (составленный в свое время ею для Евгении Герцык и хранящийся ныне в семейном архиве Лубны-Герцык). Стихи эти публиковались и ранее в прижизненных и посмертных изданиях поэтессы, но Т. Н. Жуковская, внучка Аделаиды Герцык, впервые представила здесь полный корпус “Зеленой тетради” в авторской редакции и последовательности с репринтным воспроизведением отдельных страниц. В некоторых стихах Парнок заслышится знакомый нам цветаевский “отзвук”, вот например:

Молчалив и бледен лежит жених,

А невеста к нему ластится...

Запевает вьюга в полях моих,

Запевает тоска на сердце.

Как не вспомнить ритмически сходное, цветаевское:

Русской ржи от меня поклон,

Ниве, где баба застится…

Друг! Дожди за моим окном,

Беды и блажи на сердце...

Анастасия Ивановна настаивала, что Марина не испытывала ничьих литературных влияний. Но и у Парнок, и у М. Цветаевой бывает один музыкальный ключ, один поэтический камертон. По “Зеленой тетради” можно написать исследование о сходстве и несходстве двух женщин-поэтов.

К стихам С. Парнок “подверстана” в альманахе публикация известной московской писательницы старшего поколения, Лидии Либединской, урожденной графини Толстой, — воспоминания о Софии Парнок, написанные ее матерью, Татьяной Владимировной Толстой, художницей и поэтессой, печатавшей стихи под именем Татьяна Вечерка (Вечорка). Эти краткие воспоминания, датированные 1933 годом, говорят о самых последних днях, о смерти и похоронах Парнок.

Долгие годы в цветаеведении дискутировался вопрос — когда и на какой срок к Марине Цветаевой приезжал в Александров тогда увлеченный ею Осип Мандельштам? Как известно, приезд поэта к поэту стал темой стихотворения Мандельштама “Не веря воскресенья чуду...” и одного из лучших прозаических произведений М. Цветаевой, “Истории одного посвящения”. Разрешению вопроса посвятила свой очерк “Осип Мандельштам в Александрове” Екатерина Лубянникова, автор многочисленных исследований о жизни и творчестве М. Цветаевой; она приходит к заключению, что “визит Мандельштама в Александров мог состояться лишь 4 июня, а в ночь на 5 июня поэт покинул этот город”. В альманахе мы находим и графические иллюстрации московского художника А. И. Кетова, сделанные по мотивам того самого стихотворения Мандельштама, рожденного поездкой 1916 года. Кетов жил перед войной в Александрове по соседству с “цветаевским” домиком.

Особый вклад в “Александровскую слободу” сделала семья Журавлевых. Мария и Наталья, дочери известнейшего в советские годы чтеца Дмитрия Журавлева, представили к публикации рукописи Марины Цветаевой: “Дон-Жуан — Кармен”, второе стихотворение из цикла “Отцам” и статью “Искусство при свете совести”, — типографский оттиск с авторской правкой. Здесь факсимильное их воспроизведение и комментарий заместителя директора Музея Цветаевых Н. В. Садовой. Стихотворения (как и статья), конечно, публиковались и ранее, но некоторое расхождение с каноническим текстом представляет интерес для подготовленного читателя.