Новый Мир (№ 2 2009)
Шрифт:
Как некогда Андрей, великоросс не любит и не понимает Киева. Как некогда Андрею, великороссу труден и неинтересен попятный путь на юго-запад. Великоросс особенно заметен в туристических предпочтениях. Он с легкостью идет путями древнерусских колонистов — на север и восток, но трудно возвращается к днепровской метрополии. Вершины красоты, как и вершины духа, для великоросса помещаются прежде всего на севере. То есть, во-первых, на ближайшем северо-востоке — Золотом кольце, в Ростово-Суздальской земле. Во-вторых, на северо-западе, в областях Пскова и Новгорода с поздним Петербургом. И в-третьих, на дальнем севере, в Поморье. Древнерусский юг, и юго-запад в частности, начиная с днепровского Смоленска, продолжая Черниговом
Великороссу психологически труден сам переход из Поволжья в Поднепровье. Великоросс чувствует затруднение на Минском шоссе где-то за Вязьмой, на Киевском — между Калугой и Брянском. Мысль поехать на выходные в Киев редко посещает великоросса. Троицкая лавра заменяет великороссу Киевскую, а не дополняет ее. Именно великоросс забыл слово Русь и в поисках именно этого забытого слова заменил его пошлостью о братьях-славянах.
Беловежские соглашения не подписывал ни один русский. Их подписали великоросс, украинец и белорус, не нашедшие в себе и друг в друге ничего общерусского. Отсюда легкость, с которой тогдашний президент России удовлетворил сепаратизм украинской элиты и оттолкнул Белоруссию, не собиравшуюся уходить. Этот президент был только средним выводом великорусского психологического типа.
Русский, то есть гражданин Руси, встречается в России много реже, чем великоросс. Русские преобладают в церковном народе трех стран — пастве Московского патриархата. Русские преобладают в Новороссии, но об этом ниже.
Киев и Москва
Имя Русь одно способно противостоять националистическим фальсификациям истории. Галиция, единственная область Украины, готовая последовательно отрекаться от этого имени, боится его, как огня. Имя Русь кричит, что Украина не была и не могла быть колонией России. Имя Русь кричит, что Украина могла быть и была только метрополией России. Метрополия значит “мать городов”, а это имя принадлежит Киеву.
Вспомнить, что, поселившись в Москве в начале XIV столетия, глава русской Церкви святитель Петр сохранил титул митрополита Киевского. То есть Киев оставался его кафедральным городом. Что именно митрополит Петр дал обетование Москвы, пророчество о ее столичности. Что он поминается первым в сонме небесных покровителей Москвы. Что рака святого Петра в основанном им Успенском соборе Кремля — краеугольный камень Москвы и залог ее единства с Киевом. Эта высокая мистика сильнее всяких разделений, если только верить в ее действительную силу.
В годы духовного правления святителя Петра Киев политически подчинился Гедимину и отдалился от Москвы на триста лет. Но и в XVII столетии Москва и Киев сочетались так, как сочетаются лишь метрополии. Москва взяла Киев политически — Киев взял Москву духовно. Церковная реформа Никона совершилась на киевских условиях, дабы подвести единую платформу под соединявшуюся Русь. Именно Киев держался троеперстия и остальных заветов нового константинопольского обряда. За воссоединение Москвы и Киева заплачено расколом Церкви. Церковная иерархия следующего, XVIIIвека была мало- и белорусской, чтобы оставаться невосприимчивой к доводам староверия. Ни один иерарх не перешел в раскол, и староверие осталось без иерархии до середины XIX века. Только метрополия, подобная Киеву, могла иметь такую силу.
Напомнить еще, что русская культура Нового времени, которую мы называем петербургской, по происхождению киевская. Почти все рубрики и жанры этой культуры: академия и школа, теология, философия, риторика, поэзия, светская живопись, архитектура барокко (впрочем, барочно было все
Империя как мир
Можно искать замену слову “империя” или просто умалчивать его, как умалчивает Америка, но не стоит бояться самого имперства. Имперское сознание торжествует повсюду в Европе, кроме нейтральных стран типа Швейцарии. И кроме новой России, тщетно пытавшейся стать национальным государством. Но имперское сознание в Европе торжествует как сознание имперской периферии, а не центра.
В этом смысле галицийский или грузинский национализмы — мнимость, за которой прячется периферийный империализм, ищущий свой центр. Такой же периферийный по отношению к Западу империализм свойствен и российским либералам: отсюда их симпатия к оранжевым, не видящая даже оранжевого культа дивизии СС “Галичина”. Галиция, давно привыкшая быть духовной провинцией Запада, предлагает Киеву и всей Украине роль провинции заокеанского центра.
А Россия, и только она, может предложить Киеву новое имперское соавторство. Если понимать империю как военное единство для защиты религиозной и культурно-исторической идентичности.
Наступление НАТО на восток — это катастрофа несоответствия между военными границами и границами цивилизаций. Именно такие несоответствия чреваты войной, тогда как поиск соответствий есть поиск мира. Граница западного и восточного христианства уже нарушена принятием в западный альянс восточнохристианских Греции, Болгарии, Румынии. Принятие Украины стало бы переступанием следующей границы — катастрофой военного разделения самой Руси. Страшный сон: установка ракет и противоракет где-то между Черниговом и Брянском — двумя стольными городами единой Черниговской земли. Часть Руси толкают в чужую военную систему, хотя другая часть Руси обладает собственной, еще недавно общей, военной системой.
Русь Литовская
Ближайшая аналогия происходящему — подчинение юго-западной Руси Литве в XIV и XV столетиях. Собственно, Украина, как и Белоруссия, — этнокультурное следствие того подчинения.
Литовская Русь — это Поднепровье и Западное Подвинье под внешним, западным суверенитетом. Роль католического меньшинства, правившего Литовской Русью, теперь на Украине исполняет собственное униатское меньшинство. В Белоруссии такую роль хотело бы играть собственное римско-католическое меньшинство. История свидетельствует, что в этом состоянии днепровская и подвинская Русь может жить веками: она жила так даже в эпоху религиозной ревности, что говорить о наших тепло-хладных временах. Кажется, что Белоруссия далека от геополитических импульсов литовской матрицы.
Но здесь нас ждет неприятный сюрприз: в белорусской школе, особенно высшей, последние годы откровенно культивируется Великая Литва. Гедиминовичи,
а не Рюриковичи представляются героической эпохой Белоруссии. Кстати, в отличие от Украины, где Рюриковичи еще в почете. Для реализации общерусского проекта у России с Белоруссией остается все меньше времени — до смены поколения у власти.
Литва и Москва
Когда западная Русь выбирала Литву, Великороссия не была суверенной, но входила в военную систему Орды. Для владетельных князей Днепра, Западной Двины и верхней Оки Гедимин, Ольгерд и Витовт были предпочтительней Узбека, Тохтамыша и Едигея. Но уже Иван Великий, сделав Москву суверенной, оказался для тех же княжеских домов предпочтительней Александра Литовского. Малой кровью Иван взял у Литвы (освободил, а не захватил) часть Смоленщины и всю Черниговщину, остановившись на пороге Киева.