Новый Мир (№ 2 2011)

Журнал Новый Мир

— Не надо, Ируся, не надо, в жизни много всякой грязи, надо думать о высоком... о святом...

— Да, про “Аиду”... про “Травиату”... или, в крайнем случае, про “Наталку Полтавку”! Я же именно со святого и начала! Кто завел разговор про стаскивание штанов и про бураки?

— Ируся, если ты такая, — Людмила Харитоновна долго ищет нужное слово, — темпераментная... девушка... почему ты развелась? Ты же была замужем, и все было хорошо...

— Кто вам сказал, что все было хорошо?

Я его н-ненавидела, как... как мужика с бураков!

— Ируся, деточка, так зачем же ты тогда выходила за него замуж?

— А вы думаете, хорошо жить, когда все тебя спрашивают: где была, когда вернешься? То хозяйка квартиры, то вы с комиссией явитесь! Думала, буду разведенной, не так контролировать будут каждый шаг! А вы ничего не понимаете!

— Зря ты так думаешь, Ируся. Мы гораздо больше тебя понимаем.

— Ну так пустите нас на этот вечер! Увидите, мы ничего вам не испортим. А вы еще успеете в Оперу...

— Ируся, мы прожили большую жизнь... И много чего понимаем. Даже то, о чем не говорят. Раньше, когда были лучшие времена, у нас много людей останавливалось, ты же знаешь, мы никому не отказывали, и твоей маме тоже. И знаешь, останавливались у нас как-то молодые из вашей Хотиновки, они ехали в Ялту и проездом одну ночь ночевали у нас. Мы с Олесем Ивановичем постелили им в гостиной, на этом диване, где ты сидишь. А себе в этой спаленке, совсем рядом. И ты знаешь, Ируся, они, пока спали у нас, ничего себе не позволили! Это было так культурно! Так порядочно! Так интеллигентно! И ты знаешь, Ируся...

— Тетя Люда! Помните, у вас жила кошка Шарлотта?

— Царство ей небесное. — Людмила Харитоновна и Олесь Иванович в унисон всхлипнули.

— Помните, вы ее прооперировали, потому что она все время сбегала к котам! И вы ее не били и не читали ей лекций про высокую мораль! У меня та же самая проблема! Я к вам пришла с горем, а не с блудом! — Ируся опять перешла на сумасшедший крик. — Я бы тоже сделала себе операцию! Но где?..

— Замолчи, Ируся, замолчи, ты еще должна родить ребенка, и все будет по-другому!

— Я не знаю, встречу ли я мужчину, от которого захочу ребенка!

— Встретишь, обязательно встретишь!

— Я до тех пор помру! Вы ничего не понимаете! Если лично с вами такого не было, то вы думаете, что такого вообще не бывает!

— Ируся, что ты делаешь, встань с колен и подтяни штаны! Ируся, положи нож! Ируся, у тебя кровь на шее, Ируся, что нам скажет твоя мама! Ируся, мы сейчас посоветуемся с Олесем Ивановичем, может, мы сможем оставить тебя тут! Который час? Двадцать минут седьмого! Нам отсюда близко! Может, мы еще успеем в Оперу, только отдай сюда нож!

Ируся упала лицом на пол. Расстроенный Олесь Иванович поднял ее, попробовал натянуть на

нее джинсы. Ируся отскочила и завизжала:

— Куда ты свои руки суешь, старый развратник! Корчишь из себя праведника, а сам только про то и думаешь! Езжай, поработай на бураках! Сезон еще не закончился! Пойди послушай и посмотри, как оно там!

— Ируся, ты утратила разум, деточка, успокойся!

— Вы могли этому помешать! Я к вам пришла как к друзьям! А вы старые святоши, а не друзья!

— И-ру-ся! Мы посоветуемся с Олесем Ивановичем на кухне и, скорее всего, разрешим тебе то, о чем ты у нас просишь. Только подожди немного! И главное, успокойся. Успокойся. Вот так. Вот так. Ируся больше не плачет. Больше не плачет. И даже не хлюпает. Все хорошо.

— А можно, я пока позову сюда своего парня? Он замерз внизу.

— Конечно, деточка! Надо было сразу идти с ним!

Ируся подтянула джинсы, накинула плащ, вышла и скоро вернулась с парнем. Старые супруги почему-то ожидали увидеть чернявого юношу грузинского типа с хищным черным взглядом. Ируся привела беленького невысокого и очень тоненького паренька. Чувствовалось, что ему было неловко.

Дядя Олесь и тетя Люда пошли в кухню и закрыли за собой двери.

— Ты знаешь, я тоже выпил бы валерьянки. — У Олеся Ивановича дрожали и голос и руки.

— А я так хотела в Оперу, Олесь. Может, мы бы кого-нибудь встретили в антракте из знакомых? Помнишь, мы раньше всегда встречали в Опере знакомых.

— Но если брать эти билеты, надо оставлять эту парочку тут! И превращать наше жилище в бордель!

— Везде теперь бордель, Олесь. Ты сам это знаешь.

— Но не в нашем доме... Хотя... эта девочка... и правда больна... и я тебе скажу... что до того, как мы познакомились... я, конечно, был парнем, не девушкой... со мной что-то такое бывало... как вот с ней... и я, ее возраста парень... в той самой Хотиновке... ходил к женщине с бураков... ты прости, Людмила Ивановна, что я об этом...

— Харитоновна, Александр Иванович...

— Еще раз прости меня, Харитоновна... Но я думал, что такое бывает только с мужиками. А чтобы с девкой! Да еще и с такой грамотной!

— Ты знаешь, Олесь, если бы я видела — у них любовь. То я бы, честное слово, вспомнив нас сто лет назад...

— Пятьдесят, Люда...

— Но это же черт знает что! Мне надо! У меня горит! Мне припекло! Что это такое?

— А еще я по опыту знаю...

— Что ты знаешь по опыту, Олесь Иванович?

— Столько, сколько идет “Аида”, этим не занимаются. Потом идет хлюпанье в ванне. Потом достается бутылка.