Новый Мир (№ 3 2005)

Журнал Новый Мир

Ну да, откликнулся Охлопков, сосед оттуда на задания летает. Он посмотрел на Зимборова. Тот развел руками. Ты думаешь, я что-то еще скажу? Об этом же не скажешь. Это можно было бы сфотографировать, но фото пришлось бы сопроводить текстом: автор шел по набережной, думал о Судеке, о его методе... В этом была своя жуть... Нет, есть невозможные вещи, и что же гоняться за тенями? за иллюзиями? не все можно и нужно хватать. А ты — он ткнул дымящимся чубуком в сторону Охлопкова — как раз и пытаешься это делать. И забываешь простые вещи. Какие? Ну,

хотя бы очевидное: ты же не один. Я бы ни за что не стал экспериментировать, если это угрожает близким. Ради чего? Ради миражей? как их ни называй: символы там, знаки, ключи. Мне бы стало противно все. Прежде всего я сам, потом уже все, что я сделал, сотворил. И символы, знаки. Ключи.

Ты рассуждаешь как обыватель. И поэтому никогда ничего не добьешься.

Ну и что? — мирно спросил Зимборов.

Охлопков не нашелся, что ответить.

(Окончание следует.)

Родная тень

Ушакова Елена Всеволодовна — поэт, эссеист, критик. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Санкт-Петербурге.

* *

 *

Он, знакомясь, спросил меня, как мое отчество,

а затем вдруг: с каким вы литературным героем

в детстве себя идентифицировали, в отрочестве?

И я вспомнила, как мы ходили и думали строем,

как упорно не желала я подчиняться необходимости,

потакать чужим мнениям, обыкновенно — эпигонским,

не хотела знать ни о терпении, ни о терпимости

и сказала: с Николаем Андреевичем Болконским.

Правда, правда, так любила эту логику поперечную

и насмешку старого князя над ленью и негой,

хаос в мыслях он презирал, и чувства, и сбивчивую речь мою,

я за это его и любила, считала своим альтер эго.

А теперь, когда втиснута в твердые берега необратимо,

в согласии с кем бы то ни было надобности не вижу,

наивны детские игры, как в города-побратимы;

если спросят, скажу: надо только найти свою нишу .

О,

во всем оказался прав Николай Андреич жестоковыйный!

Что дрожать и жалеть, надрывать свое сердце без толку?

Верить, ждать, и втолковывать, и врываться с повинной?..

Делом, делом заняться — один на один, втихомолку!

 

Новая музыка

Сначала струнные пытались собрать воедино

В нежный букет ворох тонких травинок, стеблей,

Потом духовые, топорщился звук и разваливался на половины,

И валторна, сверкая, просила: соедини нас, слей!

С ветром, что ли, боролись, с какой-то враждебной силой,

Может быть, с волнами, может быть, с завистью злой,

Скрипочка выскочила и тоже трогательно просила,

Но быстро сдалась, и ее заглушил гобой.

Сообщил, что хотя и страшно, и холодно, и одиноко, —

Сопротивляйся, думай, что ты — фаворит!

Мальчик, сбоку сидящий, так и думает, бабушкино недреманное око

Любовно за ним следит.

Как будто, если внедриться в эту сутолоку вздорную,

Но продуманную, управляемую и какую-то роль

Сыграть самому, быть участником, стать валторною, —

Не испытывать можно — только выплакать боль.

А мелодия утлая тотчас задушена — не то побежала бы

Ловкой змейкой… Что делать? Бывает именно так!

Медные тарелки вдруг выдохнули все жалобы,

Невидимому войску подали знак.

О, как поднялась, как завертелась коварными диссонансами метелица!

И смычковые принялись заманивать в воронку пурги…

Да-да-да! любой инструмент сгодится, любая безделица —

Подходящая: надо сыграть свою партию этому замыслу вопреки!

 

Метель

Едешь ли утром по улице зимней — метели

Призвук созвучен фонетике нашей шипучей;

Жалоба робко звучит, шелестит еле-еле

Грустью хронической, горечью вечно-живучей.

Тесно в машине, сидящие в ней незнакомы,

Смотрят угрюмо на не различимое глазом

Белое крошево — как бестолково влекомо

Неосязаемой силой, верховным приказом!

Сыпь леденящая с северным ветром в комплоте —