Новый Мир (№ 3 2005)

Журнал Новый Мир

Образ разбойного времени: все уничтожит!

Вот мы несемся гуртом в непробудной дремоте,

Тошно и холодно нам, и водителю — тоже…

Жизнь, что ты, бедная, прячешь, скрываешь под спудом?

Рушишь, крушишь, суетливо следы заметаешь?

Где-то живут ведь, дыша незаметным уютом,

Тихим мгновеньем, которое вдруг замечаешь!

Ну, прозвучи мне турецкого марша мотивом

Моцартовским,

заключенным в пластмассовой трубке,

Кратким призывом одним, на который счастливым

Сердцебиением я отзываюсь в маршрутке!

 

* *

 *

Дмитрию Притуле.

Не странно ль, что только вне жизни,

Вне жарких ее притязаний

В пустынной квартире, в отчизне

С засохшим горшочком герани,

Под занавес, в горе, под спудом

Обломков разбитого смысла —

С печальным знакомятся чудом

Нездешней любви бескорыстной?

Как ранним инфарктом сраженный

Герой небольшого рассказа,

Скамейку в массиве зеленом

Нашедший под стареньким вязом.

Облуплена краска, но рядом

Пылает шиповник и дышит,

Обводит он ласковым взглядом

Кустарник и дальние крыши,

Не ждет он даров от данайцев,

С тревогой не смотрит на звезды,

Травинку он мнет между пальцев,

Вдыхает густеющий воздух.

Жизнь прожита странно-чужая

В тщете бесполезных занятий

Вне этого местного рая,

Тенистых аллей и понятий,

И, слушая хор насекомых,

Он думает тихо, вполсилы

При помощи звуков знакомых:

“О, если б навеки так было!”

 

* *

 *

Приятелю как-то сказали мы — он принес

Без

повода, к радости тихой готовый,

Букет ярко-красных бархатных роз —

Какой ты милый! — а он нам ответил: — Ну что вы!

Я, знаете ли, оказываясь так мил

И чувствуя чье-то расположенье,

Пугаюсь: сносить его, — он поморщился, — нету сил,

Мне в тягость хорошее отношенье!

Так что — милый, милый, пригожий… и вдруг

Хочу быть немилым! хочу отвернуться,

Хочу свободы, и к черту этот испуг,

Как будто на голову мне поставили блюдце

Или чашку с водой…

— Или полный кувшин!

Как сыну оленя, Джамхуху, из сказки иранской,

Он с ним на сосну умудрился забраться — один

Из всех женихов, добивавшихся дочери ханской.

И когда что-то вдруг заблестело в траве — не роса,

И увидели: капля упала на коврик зеленый,

Наклонились, на палец поддев, — оказалась слеза,

Выдал вкус горьковато-соленый.

 

В больнице

Моя оболочка телесная

Сюда переехала, здесь

Кровати железные, тесные,

Лекарственных запахов смесь.

Но рядом с чужими халатами,

С чужой тишиной в унисон

Покой ее сладко охватывает,

Уносит в младенческий сон.

Я вынута кем-то заботливым,

Как шнур из электросети,

Приятелям словоохотливым

Сюда не попасть, не войти.

Свобода! Душа моя робкая

Полощется где-то вовне

С невиданной птичьей сноровкою,

С бесстрашьем, несвойственным мне.

Тюремные стены больничные!

Бессрочной глоток тишины!

Свободны, когда обезличены,

Отринуты, отлучены.

И смерть, пролетев по касательной

Над жизнью, покажется вдруг

Мечтой, медсестрою внимательной,