Новый Мир (№ 3 2007)
Шрифт:
Помните знаменитый эпизод у Юрия Олеши, когда Багрицкий на спор пишет с ходу сонет?
А вот эпизод из лета 1965 года. Мы после окончания школы отдыхаем в километрах ста от Саратова на реке Медведице, у села под названием Дурасовка. Так же на спор, ни разу не запнувшись, лежащий на песке мой друг Илья диктует мне пролог поэмы, вызывающе назвав его “Клитор”. Тонкая тетрадка с моей карандашной записью у меня сохранилась.
О девушки, люблю вас, тугосисих,
Когда, восстав от утреннего сна,
Весь
Когда и мне достанется одна.
Я много видел, много не видал,
Но тем не менее мне в жизни довелося
Спать с девушкой, и я ее е…,
А после разлюбил ее и бросил.
(16 мая этого года, в день 59-летия Ильи, я принес эту тетрадку, прочел ему; он слабо ухмыльнулся в седую редеющую бороду, а все ли понял — бог весть: третий год он лежит в тяжелом параличе.)
Из других его стихов помню про рыжую Жанну д’Арк, которую сожгли на рыжем костре, — что-то антокольское, хотя, разумеется, мы его не читали, и две строки об осени: “И на корявых лапах бересклета / Раскинет паутину бабье лето”.
Он сделался врачом.
Вот чуждый увлечению литературой гитарист и мотоциклист Сашка Лебедев по прозвищу Сандро, про которого я написал: “Гитарой нам душу раня, / Приплетется угрюмый Саня. / Угрюмость его не поэзия, / Ее нагнала геодезия!” (Сандро учился в политехе и никак не мог сдать экзамен по геодезии). Так вот, он написал поэму к моей ранней, первой у нас и весьма негативно воспринятой моими друзьями женитьбе. Компания записала бобину пленки с рефреном плача “Прощай, Серя!” и звоном стаканов. Для этой акции Сандро и сочинил поэмку. Ни до, ни после в стихотворчестве он не был замечен.
Проза в стихах
А. Л.
“Еще один…”
Еще один
Почти блондин
Ушел от нас,
Как Фантомас.
Как нам созвониться,
Не возьму я в толк.
Вы теперь, простите,
Словно брянский волк.
Окопались ровом
Метров этак в шесть.
Пышете здоровьем,
Как ваш новый тесть.
Ванну принимаете
Только с половиной,
Затянулись, знаете ли,
Сердца именины.
Больше не кричите:
“Эй вы, б-бирки, б-б-бирки!”
Ведь у нас, простите,
Разный взгляд на дырки.
Вы теперь мужчина
Самых
Замарали ксиву,
От друзей отчалив.
И забыты линии
Марки “Made in Poland”.
И не знаю, чем, я
Ваш домишко полон.
Ходят с кинокамерой,
Как на Пляс Пигале.
Вечером печатают
Карточки про Галю,
Ночью сны не смотрят,
Ведь медовый месяц.
Напрямик всё косят
Поскорее к лесу.
А в лесу все тихо,
Лишь вороны каркают,
Обженили лихо,
Оттого и жарко.
Утром как с похмелья —
Лечь бы в дрейф поодаль.
Это вам не Лейла,
Не гляди на фото.
3 декабря 1967.
Саратов.
(Могу лишь пояснить, что тогда пользовался всеобщим успехом французский кинофильм “Фантомас”, что “бирками” мы назвали девушек, что заикание долгие годы было мне присуще, что Лейла — тридцатилетняя грузинка, с которой я познакомился в Москве, струсил, когда дошло до дела, и потом рассказал о том товарищам.)
“Искусство быть скучным — это сказать все” (Вольтер).
Саратов.
1 Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо (лат.).
И скучно, и грустно
Ганиева Алиса Аркадьевна — литературный критик. Родилась в 1985 году в Москве. Студентка 5 курса Литературного института им. А. М. Горького. Печаталась в дагестанской прессе, в газетах “НГ Ex libris”, “Литературная Россия”, в “Новом мире”.
Не устоявшийся еще как понятие “новый реализм” возник в российском литпроцессе не в виде самостоятельного направления. Скорее — как программа отрицания постмодернизма и его признаков: игрового начала, цитатности, иронии (при том, что в изобразительном искусстве Франции и Швейцарии “новый реализм” является как раз чем-то вроде иронического городского фольклора) и т. д. Здесь подействовало то, что в психологии называется контрсуггестией: “Ах, вы так! Тогда мы вот эдак!” Термин навлек множество pro и contra: для одних это свершающаяся уже победа истинного осмысления новой реальности, для прочих — просто-напросто мыльный пузырь.