Новый Мир (№ 3 2007)

Журнал Новый Мир

Последняя часть книги Гачевой посвящена исследованию творческих, философских и политических “схождений” двух основных героев ее труда с А. Майковым и И. Аксаковым. Это исследование подтверждает один из основных ее тезисов: “Русская культура тем и уникальна, что она есть многоголосное и соборное целое и там, где умолкает один, его мысль подхватывает и развивает другой, а то, что интуитивно-образно намечается в литературе, религиозно-философская мысль выводит на уровень философской и богословской рефлексии”. Надо сказать, правда, что в этой части меня нередко смущало прямое выведение тех или иных мыслей и суждений Тютчева и Достоевского из прозвучавших ранее высказываний Майкова, Киреевского, братьев Аксаковых. В данном случае скорее следовало бы говорить о типологических совпадениях.

Размеры рецензии не позволяют сказать о многих других чрезвычайно интересных для меня (убежден, что и для

многих) разделах книги Гачевой — о Тютчеве как прототипе Версилова из “Подростка”, о “лучащемся метафизическими смыслами” (используя ее собственное выражение) бытовании тютчевских цитат в произведениях Достоевского, о доказательном рассмотрении публицистики и художественного творчества Достоевского в органичном единстве.

В заключение хотел бы еще раз вернуться к книге Б. Тарасова. Она снабжена — и это, на мой взгляд, очень удачное решение — репродукциями икон, картин, миниатюр, мозаик, воспроизводящих в красках историю человечества и государства Российского. На одной из летописных миниатюр изображено возвращение русского воинства после Куликовской битвы в Москву. Когда я работал над этой рецензией и смотрел из окна на ночную столицу, мне в какой-то момент представилось, что я вижу их — тех возвращавшихся с победой воинов. Глядя на свою Москву, не знали они, конечно, о том, что подвигом их и их сложивших головы на Куликовом поле товарищей спасены для мира Пушкин и Серафим Саровский, Достоевский и Тютчев, Чехов и митрополит Антоний Сурожский, — они просто совершили Божье дело, спасли Родину. Среди тех воинов могли быть и предки Б. Тарасова. А кто-то из моих предков в далекой Византии (в состав которой тогда входила Армения), тревожно глядя на Восток, уже предвидел грядущее нашествие турок, на долгие годы поработивших и византийские, и армянские земли. Предку А. Гачевой во Втором Болгарском царстве оставалось быть независимым лишь несколько лет. И то, что нити от всех наших предков протянулись и достигли дня сегодняшнего — заслуга всех тех святых, писателей, философов, воинов, кто был назван выше, и тех, кто продолжает их дело сегодня.

Карен Степанян.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ПАВЛА КРЮЧКОВА

+ 8

“Я всем прощение дарую…” Ахматовский сборник. [University of California, Los Angeles. UCLA SLAVIC STUDIES, New Series, Vol. V. Editorial Board: Vyacheslav V. Ivanov, Aleksandr L. Ospovat, Ronald Vroon]. Под общей редакцией Д. Макфадьена и Н. И. Крайневой. Составитель Н. И. Крайнева. М. — СПб., “Альянс-Архео”, 2006, 568 стр., с ил.

На протяжении примерно одного года ахматоведение приросло тремя объемными книгами, “цеховое” обсуждение которых — особо учитывая авторско-составительский вектор — будет, думаю, длиться в течение продолжительного времени. Это второй том антологии “Анна Ахматова: pro et contra” (составитель С. А. Коваленко), исследование Романа Тименчика “Анна Ахматова в 60-е годы” и представляемый сборник, составленный сотрудницей Рукописного отдела питерской “Публички” (ныне превратившейся в Российскую национальную библиотеку). Портрет книги, вобравшей в себя дневники, мемуары, научные исследования и эпистолярий, как всегда, обстоятельно представил в своем отклике Андрей Немзер (см.: “Время новостей”, 2006, 15 августа <http://www.vremya.ru/2006/145/10/158658.html> ). Мне же хочется здесь привлечь внимание ее будущего читателя к двум публикациям: исследованию известного архивиста, редактора “Ленинградского мартиролога” А. Я. Разумова и переписке Л. К. Чуковской с В. М. Жирмунским.

Анатолий Разумов представил две темы (общее название его работы — “Дела и допросы”): “„Я закрывала дело Лившица”: допрос свидетеля Ахматовой” и “„Вот это действительно правильно”: к делам обвиняемого Льва Гумилева” .

Вслед за тремя известными ахматоведению записями впечатлений А. А. от ее вызова в прокуратуру для дачи свидетельских показаний в 1957 году Разумов опубликовал — без сокращений — текст “протокола допроса свидетеля” (с факсимильным воспроизведением нескольких страниц энкавэдэшного “дела” Б. К. Лившица (1938) и двух листов собственно ахматовского допроса). Разумов не бесстрастный архивист-публикатор, его голос тут слышен более чем внятно. Вот после портретов чекистских следователей, цитат из Заболоцкого, из некоторых других источников,

после описания пыток — после типографской отбивки — звучит лаконичное: “Кто-нибудь из них мог стать следователем Ахматовой”.

Переписка Лидии Чуковской и Виктора Жирмунского восходит к тем четырем годам (1966 — 1970), когда шла борьба за объединение разрозненного ахматовского наследия, с одной стороны, и готовилось посмертное издание “Стихов и прозы” А. А. — с другой. Поразительные портреты (и автопортреты) проступают в этой сугубо “технологической” переписке, где речь идет исключительно об архивных находках и вариантах текстов. Ни Л. Ч., ни В. Ж., естественно, еще не знают, что оба — в разное время — будут отлучены от публичного выхода своей работы к читателю. “Корреспонденты не состязаются и ревнуют (что слишком давно и прочно вошло в наш обычай, искорежив дарования многих филологов и нанеся существенный ущерб едва ли не всем классикам, особенно ХХ века), — пишет в своем отклике на книгу Андрей Немзер, — но щедро делятся своими открытиями”. За этой простой и понятной фразой — более ста страниц почти художественного сюжета, где слово “щедрость” действительно ключевое и многозначительное.

Переписка вошла в сборник не полностью, и дело не только в том, что многие письма Жирмунского до сих пор не найдены. Просто эхо деликатной темы наследия никуда не делось. Внимательный читатель, думаю, соотнесет факт публикации в настоящем сборнике фрагментов воспоминаний И. Н. Пуниной (а также разнообразное участие в книге А. Г. Каминской) и выход в первом номере — не питерского, а московского — журнала “Знамя” за текущий год тех писем Жирмунского и Чуковской, которых недостает в книге “Я всем прощение дарую…”.

Но ведь когда-нибудь обе эти публикации будут неизбежно сведены воедино1. А пока, извините, вынимайте из журнала и вкладывайте в книжку — так, что ли?

 

Евгений Ефимов. Сумбур вокруг “Сумбура” и одного “маленького журналиста”. М., “Флинта”, 2006, 96 стр., с ил.

Мои отношения с этим изданием складывались неравномерно: поначалу я пребывал в недоумении — что заставило исследователя так долго и пристально вглядываться в малозначительную и, как мне самому долгое время казалось, монструозную фигуру партийного публициста Давида Заславского (как и раньше подозревали многие — автора печально известной статьи об опере Шостаковича “Леди Макбет Мценского уезда”)? Затем постепенно понял: главным образом это — бессмертный феномен, кем-то удачно названный “мифологией в свою пользу”. “В пользу”, например, по мнению Ефимова, популярного историка-музыковеда Соломона Волкова, также оказавшегося одним из героев книги.

В том-то и дело, что, коротко говоря, Заславский — никакой не монстр, но один из тех по-настоящему преданных и целеустремленных “солдат партии”, благодаря энергии и (пусть и искаженному временем) определенному дарованию которых десятилетиями крутились шестерни отлаженной политической машины. Чистая антропология. Используя архивные изыскания, Ефимов создал и убедительный профессионально-психологический портрет своего героя, и темпераментно побеседовал с читателем о “новых исторических нравах”, и опубликовал — приложением — крайне любопытные материалы, в том числе не отправленное К. Чуковским Заславскому (которого он знал еще с сильно дореволюционных времен) примечательное письмо о Пастернаке. Почему неотправленное? Да потому, что в этой отправке уже не было смысла: свое участие в газетном погроме Б. П. давний знакомый Корнея Ивановича объяснил — за несколько дней до того — более чем ясно, спокойно и доверительно. “<…> Когда литературное явление становится прежде всего политическим явлением, когда вокруг него развертывается жестокий бой, менее всего литературный, то, извините меня, я вынужден „соваться”. На то я и поставлен как большая дворовая собака <…>”. До революции, как справедливо пишет Ефимов, яркому меньшевику-публицисту Homunculus’у (древний псевдоним Заславского) “посчитать или назвать себя собакой не пришло бы в голову”.

И статью “Сумбур вместо музыки” написал действительно он, Заславский. Никакой сенсации для Ефимова в этом нет. Как очевидно для автора книги и то, что Сталин своей руки, судя по всему, к этому тексту не прикладывал. Не было нужды. Для таких дел у него были трудолюбивые “дворовые собаки” — со своим, небезынтересным, биографическим обликом.

 

Фридрих Ницше. Полное собрание сочинений в тринадцати томах. М., “Культурная Революция”. Т. 12. Черновики и наброски 1885 — 1887 гг. Перевод с немецкого В. М. Бакусева. 2005, 560 стр. Т. 13. Черновики и наброски 1887 — 1889 гг. Перевод с немецкого В. М. Бакусева и А. В. Гараджи. 2006, 656 стр.