Новый Мир (№ 3 2008)
Шрифт:
Русский сонет
Перестреляны вещие волки,
но сладка золотая кутья,
и завернуты в бархат осколки
пыльных верст от жилья до жилья.
Где фольга полированной Волги —
умывальная чаша твоя,
как мои ни грязны и ни долги
ночи, в стаю сбивал их не я.
Я
проживая лукаво и плево
день за днем — на фуфу, налегке.
Да и как не почувствовать сладость,
если имя мое — просто слово,
леденец на твоем языке.
* *
*
Холодный, как небо, ветер
легко пропорол мой свитер
и струйкой под сердце — юрк
за то, что всю жизнь я бредил
сезоном по кличке Питер,
как звали мы Петербург.
В июне, в августе, в марте
за мной он бродил с эскортом
плаща и шпаги дождей,
родной не метеокарте,
а медноконным когортам —
кумир мой, мой рок-диджей.
Ведь вся эта жизнь — пластинка,
исчирканная так тонко,
что что назад, что вперед,
как по бумажке гребенка,
мотаясь вдоль губ ребенка,
на выдох и вдох поет.
Не климат судьба, а омут
стихий, затоплявших память
по несколько раз на дню
у зданий, чей герб отпорот
и отдан фабрикам сирот
и вдовствующим авеню.
Как горб, протаскал я город,
чей ветром из моря вырыт
и склеен стужей скайлайн.
Я то и выдам за климат,
что здесь самописцы снимут
с прогулок и снов без тайн.
Мелодия
1
Разбуженное сушей пение,
невнятное, как Вавилон,
в какой-то миг гортанью гения
сгоняет к нотным строчкам волн.
Ни
лишь голос, струнами протерт.
Не жди наград за то, что вынесла
душа, входя, как судно, в порт.
2
Сперва доносит с моря пение.
Но не его же! Чье же, чье?!
Он или нет, все жаль, — терпения
хватило бы ей ждать еще.
И почему конец великого
так мал? Заходит в гавань бот,
и больше нет ни слез, ни выхода,
а просто Одиссей поет.
* *
*
Он составлял везде абсолютное меньшинство,
как ноготок среди жемчуга, ссыпанного в шкатулку.
Он заставлял бояться, сам не боясь ничего,
выходя под огонь, как фланер на прогулку.
Выдержав так осаду, он приобрел реноме
полководца, героя, глашатая монархизма,
хотя ничего подобного и не имел в уме,
разве что говорил снисходительно и капризно:
“Дуть и дуть, но нужно же и пальцами, господа
флейтисты и трубачи, перебирать когда-то, —
чтобы желудком легче усваивалась еда
под прелестную музыку вашей ночной сонаты”.
Повесть о детстве
1
Ностальгия по детству? Ну, или не ностальгия. А такое светлое, поднимающееся от самого живота до шеи чувство, словно я — воздушный шарик, который наполняют гелием. Легкость аналогичная. Взлетаешь, полная ощущения, и летишь ровно два метра: до потолка. А дальше — ни-ни. Дальше невозможно. По биологическим причинам.
И вот я, полная детства, парю в легчайшем воздухе, бьюсь о потолок.
Совершенно пасторальные тона: пройтись в конце лета, когда скоро сентябрь, по направлению к школе, где училась с шестого по одиннадцатый (целая жизнь: с десяти до шестнадцати), вместе с тем, кого любишь.