Новый Мир (№ 3 2008)

Журнал Новый Мир

Истец (бросает кости). Я хочу продемонстрировать суду один из текстов, написанных в подъезде Ответчиком в 1995 году. Прошу внимания.

Пауза.

(Громко и четко.)

Только легкий стук дождя

И шум осенних листьев

Сумеют удержать тебя

От самоубийства.

В зале раздается человеческий гул.

Уважаемый суд и участники процесса! Поэзия —

высшая форма словесного искусства. Никакое прозаическое произведение не может вместить в себя такое количество смыслов, как одно небольшое истинное стихотворение. Поэзия на протяжении своего существования отражает в себе все новые и новые смыслы, которые возникают с развитием языка, истории, да просто Мира, в конце концов, в то же время поэзия создает свои собственные смыслы. Такое приращение их, смыслов, невозможно вне совершенствования и эволюции формы — развития поэтического языка. Поэт оттого и называется поэтом, что он развивает язык как никто до него, привнося свои, совершенно индивидуальные, только ему, поэту, свойственные особенности. В стихотворении о самоубийстве нет ничего. Оно недостойно даже называться стихотворением. Дождь, осенние листья, странное слово “самоубийство”, о котором Ответчик, насколько мне достоподлинно известно, никогда всерьез не помышлял, — это набор голых штампов, безликих слов, выдернутых из пространства языка и ритмически организованных. Такая форма обусловливает совершенно голый и грубый смысл этого... этих... слов. И драматический тон вызван только лишь тем, что Ответчик, по его мнению, создавал стихотворение. Я прошу суд приговорить Ответчика к стыду за указанные строки.

Судья. Мнение Ответчика.

Ответчик. Это мой стих, просто мой стих, вот и все. У меня есть тетрадь, мне нравится, когда в ней появляются слова. Я думаю и пишу. Иногда я хочу написать что-то красивое и тогда пишу не то, что думаю. Я никому не показываю свои стихи и ничего от них не хочу. Я отказываюсь стыдиться.

Судья. Кто-нибудь из Свидетелей хочет высказаться?

Свидетель Т. Я хочу, с вашего позволения. Однажды я лежал дома на диване и думал о том, чтобы покончить с собой. Мне было очень плохо, умерла моя маленькая болонка. Я взял лезвие и тазик с теплой водой. Опустил в него руку и занес над запястьем свою смерть. Вдруг пошел дождь. Он стучал по листьям и тротуарам, собирался в шумные потоки и стекал по асфальтовым дорогам. Вместе с новыми реками уплывали опавшие осенние листья. Я вышел на балкон и зачарованно смотрел на внезапное чудо природы. Вода в тазике остыла, лезвие я уронил с балкона, и оно унеслось вместе с водой. Как видите, я жив и здравствую, я токарь-фрезеровщик. Я читал стихи обоих: Истца и Ответчика. Истец ничего такого не написал, отчего я заплакал бы. А от стихотворения Ответчика я рыдал, испытывая чувство узнавания. Я написал ему маленькую рифмованную благодарность (разворачивает тетрадный листок и читает вслух).

Тебе спасибо, дорогой,

Навсегда я твой.

Давай пойдем туда с тобой,

Где звучит прибой…

Судья (прерывает Свидетеля Т.) . Спасибо, свидетель Т., но процесс не касается вашего творчества, вы можете поговорить с Ответчиком в приватном порядке по окончании заседания, если время вам это позволит. Есть другие мнения?

Свидетель В. Я считаю стихотворение Ответчика графоманским говном и

полностью присоединяюсь к мнению Истца. Свидетель Т. такой же графоман, а подобное, как известно, тянется к подобному...

Судья. Свидетель В., в зале суда нецензурно не выражаться! Это может быть расценено как неуважение к суду.

Свидетель В. А никто у нас суды не уважает!

Судья. В заседании объявляется перерыв для составления протокола административного правонарушения в отношении свидетеля В. за неуважение к суду.

Кости падают. Ответчик снова выигрывает.

Перерыв.

На столе Судьи лежат тетрадные листы в клеточку. Все они датированы 1995 годом. Сквозняк роняет листы на пол один за другим, текстом в потолок. Свидетели подходят по оче-

реди и читают стихи.

Свидетель М.

Что лучше — жить и улыбаться,

Но не имея ни гроша,

Или за деньгами гоняться,

Миллионами дыша?

Дрожать всю ночь над сундуками

Иль спать спокойно, видя сны,

Все делать ловкими руками

Иль просто жить трудом слуги?

Работать, в кровь стирая мысли,

Но быть счастливым тем трудом

Иль проводить все дни без смысла,

Гордиться толстым животом?

Свидетель Я.

Я хочу, чтоб оковы и цепи

Превратились в горные реки,

Я жажду свободы, я жажду свободы,

Я жажду природы, свободной природы…

Свидетель К.

Юнец спросил у старика:

“Прав я или нет?

Счастливая течет река,

Прекрасен жизни свет!”

Старик ответил, морща нос:

“Река иссохнет, друг;

И свет, тот, что тебя принес,

Потом погаснет вдруг”.

Свидетель-старик. Старость (задумывается). В тринадцать лет о старости? Впрочем, о старости только в старости не странно, а в остальном — хоть в тринадцать, хоть в сорок пять...

Когда я стану маленькой старушкой

И кровь моя остынет навсегда,

Не будет больше ни прекрасной дружбы,

Любви не будет больше никогда.

Лицо исчезнет, и исчезнут руки,

Я буду жизнь тихо доживать.

И, зная, что чем дальше — больше муки,

Кричать я буду: “Мне не нужно умирать!”