Новый Мир (№ 3 2008)
Шрифт:
Подобный сценарий учений трудно рассматривать иначе как подготовку к войне с Россией, причем отрабатывается наступление, а не оборона. Применительно к Тайваню (а также, например, к Юго-Восточной Азии) указанный сценарий не имеет смысла из-за несравненно меньшей глубины театра военных действий и других природно-климатических условий (кроме того, на эти направления ориентированы другие военные округа НОАК). Отрабатывались глубокие наступательные операции на суше, в горно-степной местности, их объектами для Китая могут быть лишь Россия и Казахстан. Рельеф той местности, где проходили учения, аналогичен забайкальскому, а 1000 км — это расстояние от российско-китайской границы по р. Аргунь до Байкала. Против Казахстана расположен Ланьчжоуский военный округ НОАК, он в указанных учениях участия не принимал и своих не проводил. Учения проводили именно
Надо учитывать очень высокую роль ВС в политической жизни Китая (главным руководящим постом в китайской властной иерархии считается не пост генсека ЦК КПК и тем более не пост председателя КНР, а пост председателя Центрального военного совета), а также практическую безграничность людских ресурсов. Очень высокая безработица среди молодежи и “дефицит невест” делают высокие собственные потери в ходе боевых действий не просто допустимыми, но, возможно, даже желательными для военно-политического руководства страны. Наличие у России ядерного арсенала не может считаться панацеей, поскольку Китай также имеет ядерный арсенал. Превосходство России в средствах доставки ракет межконтинентальной дальности (которая в данном случае является избыточной) у КНР во многом нивелируется значительным числом ракет средней дальности, которые при наличии между странами общей границы играют роль стратегических. Россия не имеет таких ракет, поскольку связана положениями советско-американского договора о РСМД.
В связи с этим можно сделать вывод, что изучение перспектив развития Китая и его влияния на российско-китайские отношения требует большего внимания, более комплексного подхода и меньшей политико-идеологической табуированности. Это не тот случай, когда можно позволить себе ошибиться.
"Моя борьба на литературном фронте".
Продолжение. Начало см. «Новый мир», № 1 — 2 с. г.
Публикация, подготовка текста и комментарии С. В. ШУМИХИНА.
<1931>
Чуковский, когда его детские вещи оказались под запретом, — решил иммунизировать себя от нападок. Он напечатал в «Литературной газете» статью, в которой заявлял, что его прежние вещи детские — никуда не годны, или в этом роде что-то, что он был в колхозе, видел, как строится новая Россия, — и отныне он будет писать о деревне, о новом строительстве, о социализме. Впрочем — это была не статья, а письмо Халатову1. Халатов сопроводил это письмо своим письмом, в котором говорил примерно так: вот знаменательный поворот — и все прочее, что полагается. Чуковскому выдал, таким образом, вексель. Вероятно, он полагал, что векселя этого достаточно. Но не тут-то было. Книжки его все-таки оставались под замком. Он мне говорил, что зав. в Ленгизе так-таки ему и заявил: когда будут обещанные колхозные вещи? Но колхозных вещей он писать не может. Он ограничился лишь очерком «Бобровка на Саре» — о детском санатории туберкулезном в Крыму. Там он славил коллективизм. Очень надоедал мне, чтобы статья шла в «Новом мире» как можно скорей. Я взял ее, не зная, что она ему необходима как свидетельство о благонадежности. Он сам проговорился: Халатов ждет этой статьи. Статья вышла2. Но он и здесь рассчитывал понапрасну. Ее недостаточно.
Он ходит к Демьяну, вообще втирается помаленьку. Производит впечатление. Соловьев заметил мне на нашей редколлегии: «Обаятельный человек! Очень интересный».
— Еще бы! — заметил я. — Как его любил Иосиф Гессен. Ведь был присяжным критиком «Речи»3.
Соловьеву это, очевидно, не было известно.
Чуковский отвратителен лестью и ложью. Если бы был менее льстив, его можно терпеть. Но как только раскусишь его — он становится невыносим. Хвалил мне в глаза мою статью, которую не читал. Да и на кой ему черт читать мои статьи?
Заходил
Когда я получил «Новый мир» — Воронский был недоволен. Когда я реформировал журнал и из маленького и паршивенького сделал большой — он вскипел негодованием. Он запретил Казину печататься в «Новом мире»5. Возбуждал он против журнала и других писателей. Тогда он стоял во главе «Красной нови». — Я рассердился и написал ему письмо, в котором упрекал в мещанском отношении к литературе. Литература — не частные хозяйства собственников. Будем вместе делать общее дело. Он ничего не ответил. Отсюда — его как будто нелюбовь ко мне. Он не высказывает открыто, но искусно, тонко, незаметно — делает свое дело. Это я иногда чувствую. Где-то рождаются какие-то слухи, возникает недоброжелательство. Кто-то что-то сказал, — и не знаешь, откуда это. Замошкин6 рассказывает: пили где-то в компании, и Багрицкий, подвыпив, заявил: «Нет у Полонского врага больше, чем Воронский». А в то время мы были «друзьями». — Возможно, что и история с Горбовым — от него7.
Когда Т<роцкий> прислал в «Новый мир» статью, статья должна была пойти в январской книге, Воронский позвонил Степанову-Скворцову. Я был в кабинете. Воронский стал пугать старика: у меня, говорит, есть статья, ее не пропускают. Откажитесь и вы. Степанов-Скворцов, хитро мне подмигивая, ответил ему: «Ничего, Саша, не беспокойся, спасибо. Что у тебя не прошло — может пройти у нас. Ведь знаешь, — звезда от звезды…» и т. д. Воронский еще что-то говорил ему, отговаривал печатать. Старик не сдался. Повесив трубку, сказал:
— Беспокоится Саша. Не советует печатать. Ну, да ничего, напечатаем8.
В нем < Воронском > говорила ревность.
Во время его пятилетнего юбилея — он был еще в силе9. Попутчики, которых он собрал, которых кормил, которых расхваливал, хотели видеть в нем силу, которая победит. Они поэтому ставили ставку на него. Когда собирались подписи под адресом, — Ив. Евдокимов бегал из редакции в редакцию, от писателя к писателю, — уговаривал, принуждал, советовал. Подписи были собраны. Юбилей был отпразднован. Юбилейный комитет, которым руководили друзья Воронского, сделал все, что мог. Меня упросили быть председателем на чествовании. Но когда вскоре после чествования Воронский полетел вниз, когда они увидели, что их «лошадь» — вовсе не фаворит и к старту не придет и он, его друзья стали от него уходить пачками, стали продавать его распивочно и навынос10. И один из первых — Евдокимов. Дальше Вс. Иванов, Леонов и прочие. Одна Сейфуллина осталась верна: но и то потому, что почти что перестала писать.
15/III-31. Заседание государственной закупочной комиссии11. Приобретает картины Богородского12 с его выставки. Предлагается лучшая из его работ: изображает трех женщин, несущих на голове кувшины с вином. Картина хороша: и остроумная композиция, <и> хорошие краски. Есть содержание. Рядом с этой картиной небольшой этюд, изображающий двух женщин, несущих корзины с навозом. Этюд — слабей. Я предлагаю первую. Трифонов (или Трофимов?), зав. Музеем Красной Армии13, предлагает этюд. Просим мотивировать.
— Видите ли, — говорит он, — я не знаю, какое значение сейчас имеет в Италии виноделие и вообще какую роль играет вино у итальянских трудящихся. У нас вино также не играет большой роли. Так что эта тематика нам далека. Навоз же нам ближе. Он ближе к советской тематике.
Походит на анекдот.
Иосиф Уткин, пролетарский поэт, подбривает себе брови. Этакий херувим: похож на парикмахерскую куклу. Обижается, когда выражают сомнение в пролетарском естестве его поэзии. Ту же операцию с бровями проделывает Иван Макаров — крестьянский писатель14. И «перевалец» Лев Нитобург15. Заботятся о красоте. Мелочь — но ведь говорит о внутренней гнильце.