Новый Мир (№ 4 2009)

Журнал Новый Мир

— Тут мне паспорт не мой выдали…

— А этот чем тебе не нравится?

— Ну как я с ним жить-то буду?

— Что, обратно захотел?

Нет-нет, уж лучше с чужим паспортом, чем туда, обратно.

Выходишь, садишься у фонтана “Каменный цветок”, где изображен виноград гроздьями и у осетров вода изо рта бьет, — и плачешь от счастья. Вот это — музей, это я понимаю…

VASILKA-3 НА ВСЕХ ПАРУСАХ

Когда мой друг Василий Соловьев-Спасский, сын известного советского шахматного гроссмейстера, сбежавшего на Запад, закончил службу в рядах Советских вооруженных сил, у него (что подтверждается дембельским фото) были сержантские лычки, фурага и непередаваемо обаятельный вид тертого во всех передрягах солдата, который

всею своею простецкой улыбкой дает тебе понять, что ни на чем ты его не облапошишь, захочешь силой — не поможет, хитростью не проведешь и объехать — не объедешь.

Прошло лет двадцать с чем-нибудь, и у него, естественно, наступил тот возраст, когда каждый мужчина должен сознаться себе, добился ли он чего-нибудь или попросту болтался у дна, как планктон жизни. К этому времени Василий Соловьев-Спасский сдал квартиру в городе Санкт-Петербурге, обосновался среди всяких подонков в поселке Горьковская Ленинградской области, обзавелся электронным адресом под именем Vasilka-3, женился, развелся, потом опять женился, перевел лучшую книгу про группу “Sex Pistols”, которую ему удалось издать у своего друга Михи Павлова, но заниматься распространением им обоим было лень, поэтому тираж три года пролежал на складе, но толком так и не разошелся; написал лучшую книгу про группу “Аквариум” — ее мы с друзьями опубликовали в газетке “New Hot Rock”, которую издавали втроем в коридоре журнала “Огонек”. Потом Vasilka уехал в Англию и больше года протусовался там, роясь в анналах Британской библиотеки и стоя по щиколотку в грязи главного фестиваля английского брит-попа — Гластонбьюри. Он перепробовал все психоделики, которые обычно используют музыканты и их поклонники, и научился неплохо играть на барабанах. Кроме того, по возвращении он написал самую крутую в нашей стране книгу о рок-н-ролле — “Всадники без головы”, которая нашла-таки своего восхищенного издателя (“Скифия”, 2003), и даже удостоился нескольких восторженных отзывов. Но поскольку вокруг царил уже мир попсы без конца и без края, никого, кроме нескольких фанов, его книга не всколыхнула, не привела в священный трепет и не позволила ему почить на лаврах, как он того заслуживал. И тогда Vasilka-3 продал свои барабаны, перестал употреблять любимые музыкантами психоделики, купил бензопилу, топор и под руководством спившегося капитана начал в поселке Горьковская строительство Корабля. Поначалу это был не очень-то большой корабль, метров семь в длину, почти совершенно неуправляемый и постоянно протекающий, — но ведь это был только первый абрис мечты. Подобно тому как Vasilka вгрызался когда-то в подшивки “New Musicle Express”, он замирал теперь над лоциями и картами, приходил ко мне домой, подолгу и серьезно зависал над страницами грандиозного Атласа мира, изданного к пятидесятилетию СССР, который не удалось переплюнуть даже знаменитому атласу “Дорлинг Киндерсли”. Покуда я все спрашивал себя, что за исход будет у всего этого глубокомысленного разглядывания — а в глазах Vasilki уже сквозила какая-то нездешняя голубая даль, — он вдруг сорвался в плаванье на целое лето. И хотя акваторией, которая приняла его бот, была всего лишь Балтика, но и у Балтики есть свой норов, свои подводные течения и внезапные и нешуточные шторма, а у Vasilki была только лодка, едва-едва оснащенная парусом, пара весел да собственное жилистое и неустрашимое тело, которое под солнцем и под тучами, неустанно работая веслами, пропахало эту Балтику вдоль и поперек: он греб, греб и греб и добрался в конце концов до Швеции, вплыл прямо-таки в фешенебельный Стокгольм в изорванных штанах и майке. “Vikingship! Vikingship!” (корабль викингов), — закричали восторженные шведы, которым и в голову не могло прийти, что кому-нибудь в мире удастся создать что-либо подобное. Окрыленный победой и обещаниями, Vasilka возвращался домой, когда шторм прибил его к неизвестному острову. Корабль мог затонуть в любую секунду. Воды на острове не было. Vasilka три дня питался одной рябиной, прежде чем форштевень его корабля устремился к родным берегам.

На следующий год на вновь отстроенном Vikingship’е он прошел со шведами и какими-то фирмачами путь “из варяг в греки”, рулил и в Днепре, и в Черном море, фирмачам понравилось, они запросили еще, но уже корабль на одиннадцать гребцов. Ладьи Василки теперь не текли и отлично управлялись; верфь в Горьковской заработала так, как будто всем руководил grossmeister корабельного дела, а не какой-то бывший историк рок-н-ролла… И вдруг… Ну да, полный поворот кругом. То ли Василка вплотную подошел к той черте, на которой мужчина задает

себе вопрос о себе самом, то ли… То ли он понял, что это — очередная западня. Ну, будет он строить лодки фирмачам… А он хотел жить, жить, жить! На всех парусах, любыми способами, отстреливаясь из всех орудий правого и левого борта, проложить себе свой путь в мире, который с той поры, как он вышел из ворот своей славной казармы, становился все взрослее, серьезнее и скучнее. Теперь он сам седой, как волк, зубы стерло неумолимое время, но взгляд — по-прежнему тот, что на дембельской карточке. Насмешливый. Неумолимый. И Vasilka сделал очередное ФИГ ВАМ.

Когда он взял билет до Джакарты — я не удивился. Я удивился, когда посмотрел, где это. Я думал, что Джакарта — это Индия. А это — Индонезия, другое полушарие. Другое полушарие — другое сознание. Здесь день — там ночь. И т. д. Я послал ему письмо. Он прислал ответ — латиницей, но русскими словами:

Zdorovo! Izvini, net vremeni, pishu bystro.

Provincija West Sulаwesi, kuda ja popal, — eto polnyj ulet. Muslim-communism. Deneg ni u kogo net, no est vse i vse ulybajutsja. 10 000 ulybok v den. Zhil v semie iz 40 chelovek, vse spali na polu okolo TV, a misteru (mne) otdali komnatu. Po-ljubomu, mestnye ribaki — eto super. Pogonjalis s nimi nemnogo na ich parusach. U nich samyje bystryje lodki v mire. Kakoj-to pridurok sper moj rucksak, teper net ni shtanov, ni botinok.

Privet vsem, vse ochen kruto.

И все.

Вот, значит: в тяжелый для Родины час Vasilka-3, даже без штанов, мчит на всех парусах Тихого океана, похерив наши думы о том, кем мы были, и о том, кем мы стали.

Это миг. Только миг. Прекрасное здесь-и-сейчас, которое короче, чем блиц фотоаппарата.

Я знаю это.

И он знает это.

Из своего “потом”.

“Потом” ведь никуда не делось, оно настало, оно, можно сказать, кралось за ним и явилось во всей красе в виде вируса гипатита В, подхваченного Василкой где-то в Индии. Вирус искромсал его печень, Василка не мог встать, он блевал, его глаза были желтого цвета, а небо вокруг — зеленого.

И вообще “потом” в его жизни было много темного и запутанного: поэтому-то и хочется запечатлеть в памяти тот единственный миг, который уже никогда не вернется, как не срастется расходящийся шов волн за кормой его лодки: Vasilka-3, даже без штанов, мчит на всех парусах Тихого океана…

 

СЛУЧАЙ С РОТВЕЙЛЕРОМ

Жуткий, паркий, клубящийся отовсюду подступающей грозой день, когда женщины поголовно на грани истерики, а мужчины пьют пиво и легко срываются в драку. Липкота чувствуется в воздухе, и из-под волос течет пот. В такой день мы с шестилетней дочерью Сашей садились в электричку от Переделкина до Москвы. Не успели мы сесть в вагон, как к нам в “купе” подсела жуткая компания: парень с ротвейлером без ошейника и двое в татуировках. Впрочем, в первые три секунды ничего такого не происходило.

Потом парень с собакой позвал ее:

— Марта, Марта…

Собака не отреагировала.

— Что это она у тебя на кличку не откликается? — тут же спросил один из татуированных, и я заметил, что он уже хлебанул пивка выше крыши. — Украл, что ли?

— Почему украл? — отозвался парень, которого, как я предполагал, защищали стальные челюсти. — Моя собака.

— Мы давно за тобой следим, — сказал второй в tatoo, — ни хрена она тебя не слушается. И на кличку не отзывается. Точно украл.

Я почувствовал комок, сгущающийся в животе, и мигом перекинул дочь на соседнюю скамейку, к какому-то дедку-фронтовику.

— Ну и чего же она тебя не слушается? — наседал первый татуированный.

— Марта, — сказал хозяин ротвейлера, — Марта, Марта, хороший пес.

Я понял, что сейчас начнется что-то невообразимое и стальные челюсти верной Марты искромсают меня вместе с татуированными как мясорубка, превратив в фарш ноги, живот и слабо сопротивляющиеся руки.