Новый Мир (№ 4 2011)
Шрифт:
в пыльном ВОЗДУХЕ степи —
через ГОРЫ,
в каких высекали пещеры ГРЕКИ и ГОТЫ,
хвалы вознося Богородице —
под Её омофором
звёздного неба
простор высветляется в ДЕНЬ, —
на юго-запад, подальше от зноя,
через
оленем, сбегающим к яркой воде.
Там ЕВПАТОРИЯ, белая в йодистой сини, —
город, где в детстве купался в рапановых водах,
ездил на пляж на трофейных немецких трамваях,
после часами валялся в просторной гостиной
съёмной квартиры, весь обожжённый до жара
щупальцами слизевидных медуз-корнеротов —
как ненавидел я этих прозрачных существ!
Как там блестел потолок, изрисованный солнцем!
Бабушка, помню, молчала, лишь байки хозяев
о миновавшей — для них лишь недавно — войне,
вечные байки, какие я слышал всё детство,
про оккупацию, страхи, нелепости, юг —
спать не давали.
Каким теперь эхом
вспомнились мне б среди призраков Киркенетиды,
в южном углу превращаемой в морок державы,
байки про наш затянувшийся собственный плен?
ЖИЗНЬ, замкнутая в кокон сна,
исчерченная письменами,
качается, заключена
в молитве, что словами
и мысленно творим
о родине свободной,
и доверяем им,
словам, — что соприродно
несказанным, внутри
крепчающим порывам
на первый свет зари —
им, пламенноречивым
и лёгким; им — из пут
свиваемого праха,
поправшим плен минут,
во весь простор замаха
раскрывшимся
из рощ, что зыблют склоны,
в хвоистый вал — солёной
ударившим волной.
Здесь та ЗЕМЛЯ, грядущему чиста,
где русское преобразилось слово,
где Пушкина оставила тщета
и воспарило зренье Муравьёва
чешуекрылым с мягкого листа
сквозь ветер солнца, как порыв сплошного
сознания, из узкого скита,
столпом огня — опора и основа
тому, что в помутненье охряном
готовится для нового усилья
собою быть, всё взяв и сохранив,
и вот дожди становятся вином,
трепещут гробных кипарисов крылья
и смыслом высветляется прорыв.
13 — 14 декабря 2008. Москва
Над свежей могилой
Свет, ослепительный свет
ударяет в мембраны зрения.
Труба возглашает завет
смерти и воскресения.
Его по вязи огня
уже повторяют хоры и
хоры существ, которые,
лёгким доспехом звеня,
встречают тебя, отец,
как в детстве — в цветном приделе,
узами тела в теле
не связанного, наконец.
“Бури жизни миновали,
страдания земные окончены,
бессильны враги с их злобою,
но сильна любовь, избавляющая от вечного мрака и спасающая всех,
о ком возносится Тебе дерзновенная песнь: Аллилуиа”.
Хвала Тебе, создавший утробу и своды дыханья.
Хвала Тебе, расцветивший всем спектром лучения радуг,
превращающий в пар кроветворную соль Океана.
Хвала Тебе, сливший всех нас в единое мощное сердце,
солнечным языком ударяющее в звонкий купол,
в колокол мира гигантским протуберанцем,
гуд его отдаётся в планетных орбитах,