Новый Мир (№ 4 2011)
Шрифт:
остро рисуется в письменах зодиака
и лучистым пунктиром двух эллипсоид
нам обещает свершение метаморфозы.
Верим, бесхозное тело, что дышит личинкой
в братской земли перегное, — выпорхнет в пламя.
“Веруем, что недолгой будет разлука наша.
Мы хороним тебя, как на ниве зерно,
ты произрастаешь в иной стране”.
Ты, папа, любил формулы и разъясненья.
Брат положил
Если не станешь прерывистым пением солнца,
шелестом в ветре весны, расправляющей парус,
будет тогда чем записывать на иномирной
ломкой бумаге тебе иероглифы ритмов
жизни и смерти — теперь-то вполне очевидных.
В щёлочку только и видно нам, в почву укрывшим
сердце твоё, твои кости и ткани — замкнувшее сгустком
впавшее в некробиоз превращение воли;
в щёлочку только — нам, страшный посев совершившим.
Но прорастёт сильный колос, услышим твой голос,
в омоложении волос чело увенчает:
там, где уже шевелятся единые судьбы
в зримом бессмертии дня, в волнолучии света.
“...Какой благодатный переход в мир Духа,
какое созерцание новых неведомых миру земному вещей и небесных красот,
душа возвращается в отечество своё,
где светлое солнце,
правда Божия просвещает поющих: Аллилуиа”.
Се опаляющий жар —
многоколёсный огонь:
солнечный диск сквозь ладонь
просвечивает, она
разомкнута, чтобы в дар
принять всего спектра лучи,
раскаляясь в печи
воздушной, состав волокна
меняя, — теперь само
испускает жар и творит
пенье планетных орбит
эхом первоогня,
и солнцебуквой клеймо —
нет, не клеймо, а глаз
глядит, не моргая, на нас
с ладони всесветного дня.
10—13 апреля 2009. Ростов-на-Дону
Глядя на солнце
БОРИС ЕКИМОВ
*
ГЛЯДЯ НА СОЛНЦЕ
Житейские истории
“Давай здесь останемся жить…”
Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Лауреат многих литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
В
В поздний утренний час просторный, вместительный автобус, пробежав недолгие километры по голой пустынной степи, прибыл на место, высадив немногочисленных пассажиров на первой же остановке; к остановке конечной мы остались одни. И вышли одни, рука об руку, старый да малый.
Недолго погромыхав по щербатой асфальтовой дороге, автобус исчез из вида, истаяли звуки его, растворяясь в осенней глуши малого селенья: невеликих домиков, просторных садов, огородов, а главное, высоких, раскидистых уличных тополей, кленов, акаций да вязов. Тем и славен поселок, построенный полвека назад вместе с судоходным каналом — для его обслуги: домики под красными черепичными крышами, укрытые тенистыми аллеями, зелеными стенами листвы и ветвей. Когда-то, полвека назад, все это было посажено. Слава богу, и ныне от жарких ветров бережет, укрывает, радует душу: уютный ухоженный скверик в центре поселка, уличная зелень, просторный дичающий парк вдоль берега.
Сейчас, поздней осенью, деревья облетали, с тихим шелестом роняя и роняя листву. Земля была устлана мягким многоцветным ковром: тополевый лист да кленовый, дубовый, вязовый, желтый, багряный, пламенно-алый.
Поселок лежит на берегу просторного водохранилища. Летом здесь хорошо купаться, зимой — рыбачить. Проводив автобус, мы сразу же повернули к воде.
Обычно во время прогулок малый внук мой любит поговорить: о чем-то спрашивает, что-то рассказывает: “Почему?.. Это интересно! Не понимаю… Теперь понял! Это интересно!..” Словом, не молчит.
А здесь, в поселке, из автобуса вышли, он — ни слова: глядит по сторонам, обвыкается в новом месте.
От автобусной остановки и людского жилья мы выбрались к берегу, миновав светлый молодой тополевник. Возле воды Митя занялся делом для него любимым: камешки швырял, любуясь брызгами, или бросал в воду сухие палки и глядел, как волна выплескивает их на берег или уносит вдаль.
Наши обычные с внуком пешие прогулки — возле его жилья, пятиэтажного дома. Ближняя округа — дома, в основном двухэтажные; а между ними — дощатые, почерневшие от времени сараи да сарайчики с погребами для картошки и прочих запасов; а еще — гаражи. Все это тесной толпой, плечом к плечу. Гаражей с каждым годом все больше, как и легковых автомобилей, которые полоняют округу: не только улицы, но и дворы, тротуары. Они газуют, рычат, сердито сигналят, прогоняя с пути тихоходов, старых да малых, вроде нас. Митя машин боится, прижимается ко мне всем телом, когда они проезжают рядом. Спокойно гулять можно лишь во дворе музыкальной школы, за железным забором, который пока еще цел. Да еще — в прогалах между сараями и гаражами, порою брошенными, с пустыми дверными проемами и черными ямами подвалов, до которых малыш любопытен; побаиваясь, но пытаясь заглянуть туда, он спрашивает, крепче сжимая мою руку: