Новый Мир (№ 5 2007)
Шрифт:
Однако конфликт между нацией и королевским домом нарастает. И вот уже лопоухий мальчишка Блэр предъявляет ей ультиматум: семейство должно вернуться в Лондон, флаг над дворцом должен быть приспущен в знак траура, королева выступит с заявлением и примет участие в похоронах. Иначе он ни за что не ручается, стихийные волны народного горя сметут монархию.
В смятенных чувствах королева отправляется к месту охоты за поддержкой членов семьи. И тут суть конфликта в очередной раз (вначале — семейная драма, затем — социальная) меняется, и на экране начинает звучать вдруг в полную мощь универсальная тема природы. Королевский джип глохнет посреди неглубокой реки; выбравшись на берег и отвернувшись от зрителя, несгибаемая старая леди плачет от бессилия и отчаяния, а за ее спиной
Большинство из тех, кто писал о “Королеве”, решили, что благородный олень — символ монархии, затравленной поп-культурой и СМИ. Но мне почему-то почудилось, что олень — это Диана. Недаром самый запоминающийся и неожиданный ее образ в фильме — фотография, где Диана в бирюзовом купальнике сидит, свесив ноги, на рее чьей-то роскошной яхты. Такое же большое, грациозное, сильное тело. Та же свобода. Диана — вольное, не поддающееся дрессировке животное в образцовой конюшне вышколенных до полного автоматизма Виндзоров. Она посмела быть живой, непредсказуемой, непосредственной там, где это категорически не приветствовалось. За это ее любили простые британцы. Этим она раздражала двор. И вот — явилась королеве, затерянной в пустынном пейзаже, в виде оленя. Ну, или просто старушка почуяла в статном животном то, что неизменно и ежечасно подавляла в себе, — свободное дыхание жизни. Так или иначе, явление оленя пробивает в душе королевы многолетнюю броню аристократической сдержанности, и перед нами — совершенно другая Елизавета: распахнутые глаза, лицо без маски, на щеках — слезы… Издалека слышатся выстрелы. Королева гонит животное: иди отсюда, кыш, кыш! Царственный олень спокойно стоит и смотрит…
Нет, его убьют не члены королевской фамилии. Как не они убили Диану. Спустя недолгое время олень, забредший в соседнее поместье, станет жертвой “платного гостя” — главы некоего инвестиционного фонда. Узнав про это, Елизавета, полностью презрев этикет, едет в последний раз посмотреть на убитое чудо. Заросший травою двор. Древняя каменная ротонда. Выскакивает егерь: “Ваше величество…” — “Нет-нет, никому не надо докладывать… Я просто хочу взглянуть на оленя…”
Он вздернут за ноги посреди круглого зала. Из шеи сквозь специальную решетку стекает кровь. Рядом на столе — голова с царственными рогами. Дырочка от пули. Потухший взгляд… “Надеюсь, он не мучился… Мои поздравления вашему гостю”, — выдавливает из себя Елизавета. Чудовищная, бьющая по нервам жестокость насильственной смерти тут уже не скрыта от сознания спасительным покровом аристократического охотничьего ритуала. Впечатление такое, словно королева нашла в себе мужество попрощаться с Дианой в морге, во время вскрытия.
После этого королева сдается. Позволив себе что-то почувствовать, Елизавета идет навстречу чувствам толпы. Королевское семейство возвращается в Лондон. Королева выходит к народу, идет вдоль заваленной цветами дворцовой ограды, читает записочки: “Мы тебя любим!”, “Они убили тебя!”… Пересилив себя, оборачивается к толпе, стоящей за ограждением. Подходит к девочке с букетом цветов: “Давай я помогу тебе, положу их”. — “Нет”, — говорит девочка. Долгая пауза, словно пощечина. “Это вам”, — ребенок отдает букет королеве и делает книксен. И вот уже современные молодые девицы за ограждением приседают в реверансе одна за другой. Господи, как же непостоянна толпа!
Дальше все как по нотам. В черном платье и жемчугах, стоя перед телекамерами на бархатном красном помосте, королева произносит на всю страну отредактированные в канцелярии Блэра слова сочувствия и скорби. Миллионная толпа на подступах к собору св. Павла. Проплывает гроб, накрытый государственным флагом. Собор наполняют знаменитости: Паваротти, Бой Джордж… Брат принцессы говорит прочувствованную речь, и толпа взрывается аплодисментами. Даже Блэр смущенно аплодирует, даже его жена… Овации в соборе, в момент похорон? Елизавета только недоуменно трет переносицу рукой в черной перчатке.
Финал. Блэр приходит на очередную еженедельную аудиенцию. Сияет, как пионер, который только что перевел старушку через дорогу. Старушка холодна как лед. Она совершенно не рада тому, что произошло. Народная ненависть оставила
Фильм Фрирза вышел у нас в дни 90-летия Февраля, когда в обществе бурно обсуждались причины и следствия крушения Российской монархии. Монархисты кричали о предательстве, либералы тихо цедили про неизбежность, кремлевские пропагандисты вбивали в головы мысль о пагубности и вредоносности любых революционных телодвижений. После просмотра “Королевы” невольно думаешь, что вот сиди у нас до сих пор на троне подобная аристократическая старушка (Хелен Миррен, кстати, по происхождению — русская), жили бы мы в совершенно другой стране. Похожей больше на Англию, а не на Уганду. Но для этого, увы, потребна была в те дни не только иная степень вменяемости монархии, но и другой уровень внутренней свободы подвластного населения.
Миррен в картине Фрирза виртуозно играет драму королевы, которая царствует, но не правит. Форест Уиттакер в “Последнем короле Шотландии” жирными, размашистыми мазками рисует образ властителя, который правит как хочет, но не в состоянии избавиться от мучительных колониальных комплексов. Чего он только не делает! Чудит на весь мир. То требует перенести в столицу Уганды штаб-квартиру ООН, то намеревается сместить с поста английскую королеву, то объявляет войну Америке… Дружит с самыми одиозными “людоедами” типа Муамара Каддафи, людей убивает сотнями тысяч, провозглашает себя царем всех рыб и зверей, но никак не успокоится его сердце — сердце чернокожего капрала Королевских вооруженных сил, сполна хлебнувшего унижений на службе империи.
В отличие от “Королевы”, где хроника и игровое кино стилистически и визуально разведены (вот-де то, что вы помните по репортажам СМИ, а вот как предположительно все было на самом деле), “Последний король Шотландии” целиком снят в квазидокументальной стилистике (дрожащая камера, стремительные панорамы, ворох как бы случайно попадающих в кадр деталей) и поначалу кажется скучноватым. Он похож на сотни виденных неигровых картин об экзотических странах. Африканские пейзажи, африканские пляски, африканские дети, африканский диктатор, увешанный орденами, как новогодняя елка, то произносящий перед восторженной толпой революционные речи, то исполняющий ритуальные танцы, вооружившись копьем и щитом. Форест Уиттакер не жалеет для Амина клоунских красок, но его диктатор от начала до конца не меняется. Меняется восприятие Амина, которого мы видим глазами белого человека — юного доктора Гарригана (Джеймс Маквой).
Закончив медицинский и взвыв от благополучной шотландской скуки, Гарриган отправляется в Уганду, просто ткнув пальцем в глобус. Инфантильный авантюризм, сдобренный расхожими гуманистическими штампами: учить, лечить, спасать черных детишек, помогать строить в бывшей колонии новую жизнь. Судьба-насмешница моментально возносит Гарригана к вершинам угандийского истеблишмента и делает личным врачом недавно захватившего власть Амина. Доктор счастлив, как счастлив бывает иной раз интеллигентный мальчик со скрипочкой подружиться с главным городским хулиганом. Маквой — тщедушный рыжий шотландец с милым, точеным лицом (он запомнился зрителям по роли Фавна в “Хрониках Нарнии”). Уиттакер — негр под два метра, за сто килограммов; море обаяния, легко переходящего в наигранную истерику и ненаигранную агрессию. Клоун, хамелеон, восхитительный чернокожий bad boy… Не друг — сказка. Правда, то обстоятельство, что Амин — “плохой мальчик”, Гарриган до поры до времени пытается игнорировать, несмотря на недвусмысленные предупреждения старших.