Новый Мир (№ 6 2009)

Журнал Новый Мир

sub Черный кентавр /sub

sub (по картине Эдмунда Дюлака) /sub

Ты все мои труды в сырой песок втоптал

У кромки черных чащ, где, ветку оседлав,

Горланит попугай зеленый. Я устал

От жеребячьих игр, убийственных забав.

Лишь солнце нам растит здоровый, чистый хлеб;

А я, прельщен пером зеленым, сумасброд,

Залез в абстрактный мрак, забрался в затхлый склеп

И там собрал зерно, оставшееся от

Дней фараоновых, — смолол, разжег огонь

И выпек свой пирог, подав к нему вино

Из древних погребов, где семь Эфесских сонь

Спят молодецким сном Бог знает как давно.

Раскинься же вольней и спи, как вещий Крон,

Без пробуждения; ведь я тебя любил,

Кто что ни говори, — и сберегу твой сон

От сатанинских чар и попугайных крыл.

 

1920

sub XI /sub

О трудности этого стихотворения можно судить хотя бы по тому, что оно ввело в заблуждение самого Ричарда Эллмана, начинающего его разбор следующими словами: «Это гномическое стихотворение отражает удовлетворение Йейтса развитием своего поэтического таланта и откровениями, полученными его женой в процессе автоматического письма» [9] .

Поразительная глухота одного из лучших знатоков и интерпретаторов Йейтса. Какое уж там «удовлетворение»! Наоборот, тотальное разочарование и горечь — та самая, о которой Йейтс писал в письме Оливии Шекспир: «Перечитывая „Башню”, я был удивлен ее горечью».

«Удовлетворения» нет ни в начале стихотворения («ты все мои труды в сырой песок втоптал»), ни в конце, где говорится о «сатурновом сне». Тут снова заблуждение, причем всех комментаторов поголовно. Стандартное примечание гласит: «Царство Сатурна (позднее отождествленное с греческим богом Кроном) рассматривалось как Золотой Век человечества». Так во всех изданиях Йейтса и монографиях, вплоть до «Нового комментария к стихотворениям Йейтса» Джефферса [10] . Получается, что заклинание кентавра спать «сатурновым сном» есть убаюкивание в радостный и безмятежный «золотой сон». На самом деле, наоборот! Строка

Stretch out your lips and sleep a long Saturnian sleep —

аллюзия на знаменитую поэму Джона Китса «Гиперион», которая начинается описанием спящего Сатурна. Война богов окончена поражением возглавляемого им рода титанов; Сатурн, простертый на песке сумрачной долины, не хочет просыпаться. Его сестра Тея, придя к поверженному богу, сперва пытается пробудить его, а затем в отчаянье отступается от него со словами:

Saturn, sleep on — O thoughtless, why did I

Thus violate thy slumberous solitude?

Why should I ope thy melancholy eyes?

Saturn, sleep on! while at thy feet I weep! —

Так спи, Сатурн, без пробужденья спи!

Жестоко нарушать твою дремоту,

Она блаженней яви. Спи, Сатурн! —

Пока у ног твоих я плачу горько.

Вот с чем резонируют слова Йейтса: «Раскинься же вольней и спи, как вещий Крон, / Без пробуждения…» Перед нами не великий и счастливый владыка Золотого Века, а Сатурн после войны богов — разгромленный и бессильный.

sub XII /sub

Что же такое Черный кентавр? — вот главный вопрос. Не то чтобы

на него обязательно должен существовать прямой и окончательный ответ. Если это стихотворение символическое , то любой символ, по слову Вяч. Иванова, «неисчерпаем в своей последней глубине». Неисчерпаем — согласен; но это не значит, что к его смыслу нельзя приблизиться, нельзя его назвать, хотя бы с некой долей условности. Другое дело, если стихотворение, как полагал Эллман, гномическое , или аллегорическое , то есть зашифрованное: что зашифровано, то можно расшифровать, и никакой неопределенности не останется.

В обоих случаях мы должны дать какое-то объяснение главному образу стихотворения, которое, в свою очередь, объяснит и смысл целого. Все комментаторы, пытавшиеся это сделать, отталкивались в первую очередь от второй строки последней строфы, которая в оригинале читается буквально так: «Я любил (и люблю) тебя больше, чем свою душу, что бы я там ни говорил» ( «have loved you better than my soul for all my words» ). Оговорка, по-видимому, относится к утверждению, что Черный кентавр втоптал в землю все его труды. Вопреки этому поэт любил и любит его.

Кого же (или что же) Йейтс любил больше, чем собственную душу? Перечислим возможные ответы: Мод Гонн, Красоту, Музу, Ирландию, своего Даймона (последняя версия исходит из его поэтического кредо «Per Amica Silentia Lunae» ).

Ричард Эллман выбирает Музу, ссылаясь на близость кентавра к Пегасу, а также на цитату из автобиографии Йейтса: «Я думал, что любое искусство должно быть кентавром, обретающим в фольклоре свою спину и сильные ноги» [11] .

Джон Антерекер называет Ирландию [12] . Чем он доказывает, что Ирландия втоптала в землю труды поэта? Тем, что в 1920 году, когда было написано стихотворение, Йейтс был более популярен в Англии и Америке, чем в Ирландии. (На мой взгляд, довод довольно шаткий.)

Харолд Блум отвергает версии Эллмана и Антерекера, предлагая взамен свою интерпретацию: Черный кентавр — это Даймон, который, по словам Йейтса, «завлекает и обманывает нас» (PASL, 1, VIII), чьи отношения с человеком сочетают вражду и беззаветную любовь.

У версии Блума есть весомые доказательства, например астрологическое. Целящийся в небо кентавр — знак созвездия Стрельца, Йейтс же родился под знаком Близнецов, противоположным Стрельцу в зодиакальном круге; глядя на кентавра, он смотрел на своего «антипода» — на Даймона, чью маску он себе присвоил.

Этим не исчерпываются возможности выбора. Если Черного кентавра можно отождествить с Музой или Ирландией, почему нельзя его отождествить с Мод Гонн? Разве не с ней связаны самые горькие переживания в его жизни? С этой навсегда отрезанной частью своей жизни Йейтс еще долго прощался после своей женитьбы в 1917 году, чему свидетельством многие стихи этого периода. Может быть, он хотел сказать своей давней и долгой любви: усни же наконец, игра окончена?

Вспоминаются ранние стихи:

Владей небесной я парчой