Новый Мир ( № 8 2011)

Новый Мир Журнал

Рябой парень, который привез ему сына, заговорил быстро, боязливо и путано. Из его прыгающей речи можно было понять, что и вправду заезжали они к Одноглазой, но грибы ел только Хадко, и съел их много, и еще пил мочу сохатого, который все лето пасся в грибных угодьях, а сам он грибов не ел, мочи не пил и еще отговаривал Хадко от этого дурного дела, но тот не слушал его и уже не мог сам править оленями, из-за чего пришлось его везти домой, как везут больного или мертвого человека…

— Как зовут тебя? — спросил Мэбэт рябого.

— Махако, — сказал парень, чуть смутившись,

ибо это прозвище по-юрацки означает “заика” — он и вправду немного заикался. Махако, как оказалось, принадлежал к тому же, что и Мэбэт, роду Вэла и, значит, приходился ему родственником, только слишком уж дальним — любимец божий никогда не встречал его.

Как младенца, Мэбэт взял сына на руки и, отвернувшись, чтобы запах не столь жестоко бил в ноздри, отнес в дальний чум. Там велел матери разжечь очаг и сидеть подле Хадко с котелком горячего мясного отвара — чтобы сын пил его, когда проснется.

То недолгое время, пока Мэбэт относил сына и отдавал распоряжения его матери, Махако смущенно перетаптывался возле нарт — видно, хотел поскорее уйти отсюда. Но любимец божий, как старому другу, положил ему руку на плечо и сказал:

— Ты будешь моим гостем. Пойдем в чум, там много еды — я ведь ждал тебя, родственник.

Заика, не веря такому чуду, покорно пошел за Мэбэтом и сел, куда было указано, — на место для почетных гостей.

Там, под богатое угощение, он рассказал историю сватовства Хадко, и Мэбэт в тот день смеялся так, как не смеялся никогда в жизни.

 

 

Месть Пяка

 

Становища Пяка и Мэбэта разделяла одна малая ходьба — оттого и обещал дерзкий Хадко вернуться тем же вечером. Он хотел лихо обставить дело и гнал оленей безжалостно. По пути встретил он Махако, которого, так же как и отец, видел впервые в жизни. Не бывает такого, чтобы люди в тайге, даже незнакомые, разошлись без доброго разговора, драки или убийства, — в тот раз был добрый разговор. Заика шел в гости к родственникам, но не особо спешил, поскольку не был зван и вообще не уверен, что его примут. Напротив, сын Мэбэта сильно торопился, однако, встретив прохожего человека, вспомнил, что людской обычай не велит свататься в одиночку, — надо ехать с отцом или с друзьями. Но отец остался дома, друзей не водилось, и Хадко, не рассуждая долго, предложил Махако стать его другом. Тот, также не раздумывая, согласился, запрыгнул на груженые нарты — и они помчались.

Когда показалось становище Пяка, Хадко осадил оленей: внезапно постыдная робость напала на Человека Пурги. Все-таки он был очень молод, женился впервые и не знал, с чего следует начинать столь важное дело. Еще утром, уезжая из дома, он был уверен, что калым, добытый на великой охоте, сразит родителей невесты. Но когда олени уже топтались у становища, Хадко понял, что совсем не знает слов — тех самых первых слов, которые следует говорить, когда ты пришел с намерением увести от родителей их родную дочь.

Сломив гордость, сын Мэбэта поделился своей бедой с новообретенным другом, и Заика, на удачу, назвался великим знатоком человеческих обычаев. К тому же, пока ехали, он успел подробно расспросить Хадко

о содержимом нарт и уверял, что лучшего калыма и не надо. Заика был добрым парнем и любил говорить людям приятное и знал, что самые приятные слова — те, которые человек хочет услышать.

Махако сказал — и был совершенно прав, — что свататься следует так. Нужно подъехать к чуму родителей невесты и крикнуть: “Эй, старик, застал ли я твою дочку дома?” Если жениха ждут давно и сама невеста так замуж хочет, что готова из пим выпрыгнуть и побежать за нартами будущего мужа, то родители выходят из чума и отвечают:

— Дома наша дочка, ты вовремя приехал — иди к нам.

Но обычно, говорил Заика, после первого крика из чума не показываются — важность свою выставляют, цену набивают.

— Однако ты не робей, кричи другой раз, а надо будет — и третий, — учил он Человека Пурги. — После третьего раза точно выйдут.

— А если не выйдут? — настороженно спросил Хадко.

— Если после третьего раза молчат, тогда плохо, брат, твое дело — отказали тебе. — Заика рассмеялся и продолжал: — Но ты, брат, не горюй. В конце концов, невесту можно выкрасть по обоюдному сговору, а потом подарками откупиться. А если и это дело сорвется — не беда. Нынче в тайге много красивых девушек. А коль в тайге не отыщем — в тундре найдем.

После тех слов Хадко совсем было загрустил, но, на счастье, вновь забурлила в нем молодая злость. Хорей обжег оленьи спины — полетели нарты и остановились у большого чума, в котором жил отец невесты.

С ходу заорал Хадко — так заорал, будто тонул в болоте и звал на помощь:

— Эй, старик, застал я твою дочку дома?

Из чума ни звука, ни движения — только собаки Пяков окружили нарты и лаяли яростно. Одна из них, беломордая старая сука, уже готова была броситься на чужаков, но Хадко огрел ее древком пальмы. (Думка промелькнула в голове сына Мэбэта — хорошо, что хватило ума не взять с собой Войпеля: он бы всех собак передрал и сватовство испортил безвозвратно.)

Заика подтолкнул товарища в бок: мол, не робей, кричи еще. Хадко крикнул — но уже не так, как в первый раз. После того крика зашевелились шкуры полога, и скоро показался из своего жилища старый Пяк, безволосая голова.

— Кто ты такой и что тебе надо? — спросил он сухо, почти злобно.

Усилием отогнал Хадко подступившую робость:

— Дочку твою сватать приехал, калым привез. Я — Хадко, сын Мэбэта из рода Вэла. Хочу, чтобы все было по-людски, по родительскому благословению…

После этих слов старый Пяк, как показалось Человеку Пурги, сбросил злобу с лица, вышел из-за полога и долго рассматривал нарты, украшенные красными лентами. Какое-то время молчали все — и Хадко, и старый Пяк, и Махако. Даже собаки, увидев хозяина, перестали лаять. Заика первым нарушил тишину:

— Калым, слышь, дедушка, больно хорош. Самому вождю впору такой калым. Тут мехов одних на целое стадо. А шкуры — смотри! — белые, как снег.

Махако схватил оленью шкуру и развернул ее перед старым Пяком.