Новый Мир. № 2, 2000
Шрифт:
Хроника Дзиги Вертова. Смотрела — и только одно вертелось на уме — слова Чуковского: «Революция не стала разбирать, кто из них символист, а кто — акмеист…» И еще: «Хорошо, что я живу не тогда!»
На днях письмо Эмки к Зиминой. Опять ругает Якобсона и Кому. Начал изучать язык.
Ася Берзер о вечере памяти Гудзия и выступлениях Л. и П.: «Один мой знакомый сказал, что, слушая их, можно подумать, что Гудзий был предводителем шайки бандитов».
7 июня. Дневной поезд Ленинград — Москва.
Духота. Работать трудно.
— Товарищи пассажиры!
И на ведре-то он сделал главный подъем голоса. Ведро-то и было средоточием обслуги в экспрессе «Ленинград — Москва».
.. И никогда, никогда той «мальчишеской свежести, ребячливости», которую замечает Гессе у американцев.
9 мая. Разговоры.
— Он читал у нас лекции — по взаимоотношениям между государствами. Их там каждый месяц информируют. Он меня предупреждал: «У меня трехмесячной давности!..» Я говорю — ничего! Чего там особенного произошло?
Нашим женщинам так понравилось, говорят — вот бы нам заказать эту лекцию! Я говорю — попробуйте через секретаря парткома.
…У меня сегодня итоговое занятие — и все!
Сам крепко сбитый, в меру подстриженный, с галстуком. Имя им легион.
2 октября. На берегу Волги в Дубне старик с палкой — седые клоки из-под помятой шляпы, старая, но чистая рубаха с надписями «Спорт», «Спорт»; в очень старом, но тоже чистом пальто, с палкой — что-то среднее между старым мастеровым и «полуинтеллигентом».
— Похоронил я свою жену, свою голубушку, Соню!.. 57 лет прожили! Сколько она, голубушка, со мной вместе земли истоптала!.. Как же мне ее жалко! — (Плачет).
Рассказ Алексея Федоровича Черепанина,
1898 года, уроженца деревни Цыганово, Савеловского уезда, недалеко от Кимр
— Да, канальцев тогда тут много было… Ох и мерли же они здесь! Я обходчиком был, иду по своему пути и считаю палкой: раз, два, три — шесть могилок насчитал. Идет наш лесник: «Ты что, — говорит, — считаешь?» — «Да вот, — говорю, — с прошлого раза-то — шесть могилок!» (— А часто ли вы обходили? — Да раз в 2–3 недели.) А он говорит: «Тебе бы на „28-й трактор“ к нам — так там бы ты их и двести насчитал!» А это у них там участки так назывались, там лес пилили те же канальцы.
…Где умер — там его и зарывали. Высокие холмики были — вот так с метр. Но все равно сравнивались потом — никто же больше их не касался, не убирал… А дорога-то наша шла совсем близко от канала — вот так, — (показывает метров 15–20). — Тут их могилки и были.
Да я еще когда только приехал, у нас склад был инвентаря, я вышел из него — смотрю, вокруг склада прямо холмики. «Что это?» — «Что? Могилы — вот что».
— А вот когда едешь к вам на поезде — между станциями вдоль полотна холмики?..
— Да-да, правильно — это все они и строили — «Запрудье», «Соревнование» и «Темпы». А больше тут вокруг и нет ничего — это все их руками.
(…И все это — на фоне прекрасной, холодной, продуваемой ветром с Волги золотой осени. На эту картину, так сказать, так солнце светило.)
10
Дубнинские истории
Когда еще перед войной на левом берегу Волги (напротив Дубны) стали строить авиазавод, — его спроектировали непосредственно на месте кладбища зеков (на самом деле не кладбище, наверно, а просто — место захоронения). И рабочие будто бы отказались рыть фундамент по костям. И тогда пригнали на эту работу тех же зеков.
Берия присутствовал на испытании первой нашей бомбы. Когда она благополучно взорвалась, он повернулся к стоящему рядом Курчатову…
Я: И сказал: «Что мои лагеря!..»
Физики добродушно посмеялись. Рассказчик, ученик Д. Д. Блохинцева, продолжал:
— Нет, он сказал, что, мол, молодцы, пообещал Героя. А потом, уже после XX съезда, Хрущев сказал Курчатову, что видел уже заготовленные перед испытаниями документы — на случай неудачи, — где были уже обозначены срока посадки для каждого…
Когда заработала первая атомная электростанция, рассказывают непосредственно со слов Блохинцева, тут же на испытаниях спросили: кому давать Героя? Замешкались; не сразу сообразишь — кому. Тогда спросили:
— Ну, в случае неудачи — кого бы расстреляли?
— А-а! Так ясно кого — вот этого, этого и того.
Тогда дело сразу пошло споро: по длине срока, который получил бы тот или иной участник работы (срок, видимо, выводился быстро, дружно и однозначно), быстро «разбросали» ордена…
Когда в 1954, кажется, году организовался в Дубне Международный институт, пришли к начальнику в некоей инстанции и сказали:
— Нужно нам получить юридическое обоснование правового статуса такого института.
А тот ответил:
— Да не надо никакого статуса! Все равно вас через два-три года всех пересажают — какой тут статус!
И, махнув рукой, не стал этим заниматься. Так до сих пор институт работает без всякого статуса.
Когда недавно приехал к ним выступать Натан Эйдельман и поинтересовался у устроителя, насколько свободно он все-таки может публично говорить, тот ответил гордо:
— Говорите вполне свободно — здесь у всех очень хорошая зарплата!
Редакция планирует продолжить публикацию записок М. Чудаковой в одном из номеров текущего года.
Продолжение. Начало см. «Новый мир», № 1 с. г.
Сергей Аверинцев
Горизонт семьи
О некоторых константах традиционного русского сознания
Прежде всего — несколько слов к пониманию заглавия. Под «традиционным» русским сознанием я понимаю те составляющие этого сознания, которые достаточно отчетливо присутствуют в представимых для нас аспектах последних допетровских столетий и в жизни наиболее консервативных кругов дореволюционного времени. Его константы будут рассматриваться sub specie бытия семьи.