Новый мир. № 6, 2002

Журнал Новый Мир

С своей супругою дородной Приехал толстый Пустяков; Гвоздин, хозяин превосходный, Владелец нищих мужиков; Скотинины, чета седая, С детьми всех возрастов, считая От тридцати до двух годов; Уездный франтик Петушков, Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком (Как вам конечно он знаком), И отставной советник Флянов, Тяжелый сплетник, старый плут, Обжора, взяточник и шут (5, XXVI) [35] .

35

Последняя фамилия, вероятно французского происхождения, ассоциируется

со словами flanc «утроба, чрево» и flaner «бездельничать».

Совсем иначе автор называет патриархальных московских бар. Тут он обходится без фамилий, ограничиваясь именами и отчествами:

Но в них не видно перемены; Всё в них на старый образец: У тетушки княжны Елены Всё тот же тюлевый чепец; Всё белится Лукерья Львовна, Всё то же лжет Любовь Петровна, Иван Петрович так же глуп, Семен Петрович так же скуп, У Пелагеи Николавны Всё тот же друг мосьё Финмуш, И тот же шпиц, и тот же муж; А он, всё клуба член исправный, Всё так же смирен, так же глух, И так же ест и пьет за двух (7, XLV) [36] .

36

Вспомним знаменитое перечисление имен в «московской» комедии Грибоедова: Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна! / Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна! («Горе от ума», д. II, явл. 5).

Наконец, в отличие от москвичей и провинциалов, большинство великосветских петербуржцев в романе вовсе лишено имен. Это безымянные типажи:

Тут был однако цвет столицы, И знать и моды образцы, Везде встречаемые лицы, Необходимые глупцы; Тут были дамы пожилые В чепцах и в розах, с виду злые; Тут было несколько девиц, Не улыбающихся лиц; Тут был посланник, говоривший О государственных делах; Тут был в душистых сединах Старик, по-старому шутивший: Отменно тонко и умно, Что нынче несколько смешно (8, XXIV).

Но при всей своей типичности эти персонажи более или менее портретны — современники их узнавали. Например, в ряду карикатурных героев 8-й главы тот, кто волею редакторов был поименован «Проласовым», находится между двумя шаржами, в одном из которых безошибочно угадывался граф Г. Ф. Моден («на всё сердитый господин») [37] , а в другом — англичанин Томас Рейкс («путешественник залетный, перекрахмаленный нахал») [38] . Среди столь прозрачных эпиграмматических намеков отвлеченное амплуа Пролаза кажется «инородным телом».

37

См.: Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М., 1989, стр. 199.

38

См.: Глинка С. Англичанин о Пушкине зимою 1829–1830 гг. — В кн.: «Пушкин и его современники». Вып. XXXI/XXXII. Л., 1927, стр. 110.

Не только кажется — так и есть. Во всех прижизненных изданиях на том месте, где сейчас печатается Проласов, стояли три звездочки, которые однозначно прочитывались как пропуск фамилии настоящей, а не вымышленной (придуманную незачем и пропускать!):

Тутъ былъ ***, заслужившiй Извстность низостью души, Во всхъ альбомахъ притупившiй, St.-P**, твои карандаши <…> [39]

Ясно, почему Проласов очутился в тексте: редакторам хотелось заполнить все лакуны, которые, на их взгляд, мешают читать и вредят эстетическому впечатлению [40] . Ясно и то, откуда Проласов взялся — из промежуточного белового автографа, на этапе которого в описании гостей также встречались другие вымышленные фамилии: Гр<аф> Турин, кн<язь> Бродин или Простов, диктатор бальный (стр. 629). Ср.:

39

Пушкин А. Евгений Онегин… Изд. 3-е, стр. 259.

40

Полностью этой цели все равно не добились. Ср. 43-е примечание к «Онегину», к стихам о «верстах», «мелькающих в глазах как забор»: «Сравненiе, заимствованное у К***, столь извстнаго игривостiю воображенiя» (там же, стр. 291). В большом академическом собрании сочинений (где ошибочно напечатано: игривостию изображения) сокращение не раскрыто: предположение Б. Л. Модзалевского о том,

что под К *** подразумевается князь Д. Е. Цицианов, очень убедительно, но не имеет силы доказательства (см.: Пушкин. Дневник. 1833–1835. М.; Пг., 1923, стр. 101).

Тут был Проласов заслуживший Известность низостью души Во всех Альбомах притупивший St. Priest твои карандаши Тут был [К. М.] фра<нцуз> женатый На кукле чахлой и горбатой И семи тысячах душах; Тут был во всех своих звездах [Правленья Цензор] не преклонный (Недавно грозный сей Катон За взятки места был лишон) <Тут был еще сенатор сонный, Проведший с картами свой век, Для власти нужный человек.> (стр. 629–630)

Изо всей этой строфы в окончательный текст попало только начальное четверостишие, и то в измененной редакции: на место Проласова поэт поставил имя какого-то исторического лица. Возможно, это А. Н. Оленин [41] . Он сам и его дочь, отвергнувшие сватовство Пушкина, не раз фигурируют в черновиках XXVI строфы: Annette Olenine тут была ® Тут Лиза Лосина была ® Тут [Лиза] дочь его была; Тут был отец ее пролаз / Нулек на ножках (стр. 512–514). В последних стихах описана монограмма Оленина, дважды начертанная рядом: А (стр. 514, примеч. 1). Как бы то ни было, меняя три звездочки в окончательной редакции «Онегина» на имя Проласова, извлеченное из полностью переработанного беловика, текстологи уподобляются гоголевской Агафье Тихоновне, пожелавшей приставить губы Никанора Ивановича к носу Ивана Кузьмича.

41

См.: Набоков В. Указ. соч., стр. 564–570.

Перекраивая чужой текст по собственному усмотрению, редактор превращается в соавтора. Но своего соавторства он не декларирует, а, наоборот, тщательно его скрывает: я уже приводил обязательство Томашевского напечатать роман «в той редакции, какая установлена самим Пушкиным в изданиях 1833 и 1837 гг.» [42] . Обязательство, неисполнимое в принципе: редакция 1837 года отличается от редакции 1833 года. Томашевский был об этом прекрасно осведомлен: в примечаниях к академическому «Онегину» он утверждал, что пушкинское произведение «печатается по изданию 1833 г. с расположением текста по изданию 1837 г.» [43] . Согласимся, идея довольно нелепая: брать текст из одной редакции, а композицию текста — из другой. Если бы редактор это намерение довел до конца, первыми словами автора в романе стали бы такие: «Четвертая и пятая Главы вышли в свет с следующим посвящением П. А. Плетневу:

42

Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 6, стр. [V].

43

Там же, стр. 660.

Не мысля гордый свет забавить —

и т. д.» (стр. 655). В самом деле, в издании 1833 года посвящение Плетневу находилось в 23-м примечании к роману, где сопровождалось только что процитированным предуведомлением. В 1837 году Пушкин это примечание исключил, а посвящение (без указания адресата и, разумеется, без предуведомления) перенес в начало «Онегина». Точно так же сделал Томашевский, в основном сохранив — вопреки собственному обещанию — не только расположение, но и текст 1837 года.

Иногда Томашевский следовал изданию 1837 года и там, где оно отличается от предыдущего только текстом, а не его расположением. В отдельном издании 1-й главы (1825) стих Подъ небомъ Африки моей [44] был снабжен пространным примечанием о пушкинском прадеде Абраме Петровиче Ганнибале [45] . Позднее текст этого примечания автор последовательно редуцировал. В 1833 году от четырех исходных абзацев осталось одно предложение: «Авторъ, со стороны матери, происхожденiя Африканскаго» [46] . А в 1837 году Пушкин окончательно вывел тему своего происхождения за рамки романа, ограничившись ссылкой: «См. первое изданiе Евгенiя Онгина» [47] . Именно так, по тексту последней прижизненной публикации, напечатал 11-е примечание Томашевский.

44

В большом академическом собрании сочинений опечатка: Под небом моей Африки (стр. 654).

45

См.: Пушкин А. Евгений Онегин. Роман в стихах. СПб., 1825, гл. I, стр. 57–59.

46

См.: Пушкин А. Евгений Онегин. Роман в стихах. СПб., 1833, стр. 267, примеч. 11.

47

Пушкин А. Евгений Онегин… Изд. 3-е, стр. 285, примеч. 11.