Новый мир. № 8, 2003
Шрифт:
Что происходит у Гаспара Ноэ? Вот что: Ноэ опровергает идеологию и сопутствующую идеологии речь — антропологией. Поверяет социальное измерение — человеческим телом. «Необратимость» манифестирует идею подлинного кинематографа, ограниченного сферой видимого, поверхностью. Знаменитая сцена изнасилования на полу подземного перехода — парадоксальна, ибо позитивна. Вопреки «здравому смыслу». Именно поэтому зрителю предписано смотреть ее так долго и с такого близкого расстояния. Возмущение или тошнота — ханжество. Или вы приходите в зрительный зал не для того, чтобы подглядывать?!
Конечно, вы можете ограничить свои впечатления формулой «Эта сука наказана за строптивый нрав». Тем самым обнаружите именно свою ограниченность, и только. Гаспар Ноэ актуализирует первичное, восстанавливая гендерную идентичность. Разбирая современный социальный мир на первоэлементы, показывает человеку его подлинную природу, естественный порядок вещей. На большее кино вряд ли способно.
Кино — искусство антропологической моторики. Насильник-гомосексуалист предпочитал травестированный секс, женское в мужском теле. Героиня Моники Беллучи, напротив, культивировала мужскую психологию. Эти, по Гаспару Ноэ, социальные аномалии опровергаются просто, в рамках тривиального киноязыка, посредством заурядной моторики полового акта! На заплеванном полу
Повторюсь, не следует банализировать выдающуюся работу Гаспара Ноэ на основании того, что по ее поводу не получается сказать много кружевных, «умных слов». Не следует некритически распространять на сферу кино — филологическую стратегию, акцентируя психологию и тому подобные «невидимые» субстанции. В кино и психология, и социология даются в качестве приложения к человеческому телу.
(КОШМАР) Одна популярная писательница написала про недавнюю картину Алексея Германа «Хрусталев, машину!», дескать, «это, не иначе, мои сны». Господи помилуй, ну как писательницу не пожалеть!
В «Хрусталеве» осуществлена операция, обратная той, которую осуществил Гаспар Ноэ. Герман, фильмы которого у нас отчего-то принято считать квинтэссенцией кинематографа, использует человеческую телесность как инструмент для идеологических спекуляций. Ключевая сцена его опуса — гомосексуальное изнасилование бравого медицинского генерала рецидивистами по наущению советских властей.
Идентифицируя Советскую Власть в качестве криминальной, Герман возгоняет индивидуальные биологические тела уголовников до непредставимой на экране, визуально невозможной стадии — стадии безличной, абстрактной социальной агрессии. Глубокое противоречие: все эти наглядные, придвинутые к самому объективу слюнявые рожи и потные тела никак, вопреки надеждам разоблачителя Германа, не слипаются в «тело власти», в криминальное государство, в преступного левиафана. Потому что кино — не литература, не живопись (да и Герман, по правде говоря, не Гойя и не Кафка!). Антропология в кино сильнее всего. Предъявленная зрению моторика конкретного полового акта отменяет даже самые смелые амбиции расейского постановщика. Грязная групповуха так и остается у него грязной групповухой, не больше и не меньше.
Гаспар Ноэ организует свою картину так, чтобы центральный, самый сильный, эпизод сработал, обрел сверхбиологическое измерение. Добросовестный «читатель» Алексей Герман вознамерился превзойти биологию усилием воли, навязав телу социально-политическое измерение. Однако книги, подобные «Архипелагу ГУЛАГ», экранизировать невозможно.
(ВУДИ АЛЛЕН-2) Поразительная картина Вуди Аллена «Голливудский финал» (2002)! Персонаж Аллена, потрепанный женщинами, траченный жизнью режиссер, слепнет на нервной почве в самый неподходящий момент: на площадке! Скрывая слепоту от продюсера, съемочной группы и журналистов, прибегает к услугам поводыря, китайского юноши-переводчика, первоначально осуществлявшего общение режиссера с оператором, тоже китайцем. Этот случайный узкоглазый паренек становится фактическим режиссером картины! По окончании съемочного периода зрение к режиссеру-невротику возвращается.
Гениальная метафора! Вот так они и работают: вслепую. Тут приходит писатель(-ница) и узнает свои сновидения. Прихожу античитатель, я, хватаюсь за голову (спасибо, не за пистолет!). В бывшей «самой читающей стране» писатель(-ница) все еще авторитетнее. По инерции. Ненадолго.
CD-обозрение Михаила Бутова
«МУРКА» ДЛЯ БОГА
Хоронько-оркестр, «Страшные песни», Снегири/Ш2, 2002
Однажды, давным-давно, с моим другом, уже тогда поэтом, а теперь и довольно известным литературным критиком, мы стояли, молодые и мало чем обремененные, в пивной неподалеку от Белорусского вокзала, возле бывшего ресторана «Якорь» — место считалось злачным и, как принято выражаться теперь, «альтернативным»: в пивной (а главным образом около, во дворе) собиралась и весело проводила время, наполняя пивом большие черные от сажи туристские каны, самая отмороженная часть московских каэспэшников. Дело было зимой, стояли мы уже долго, запивали — из-под полы, разумеется — советское мочеобразное кислое пиво с отчетливым привкусом не то соды, не то стирального порошка водочкой, может быть, портвейном, и, хотя нас уже порядком штормило, беседовали, конечно, о литературе, о Пастернаке, положим. Вдруг на наш столик накинулся, словно косматый медведь, здоровенный детина в распахнутом кожухе. Нависнув над моим другом, он блаженно пропел: «Па-а-д крышей дома-а своего-о…» Доверительно спросил: «Здорово, правда?!» И тут, единственный раз в жизни, я стал свидетелем акта гражданского мужества. Мой друг, не отличавшийся и в трезвом виде особыми бойцовскими качествами, гордо вскинул голову, мизинцем поправил очки на носу и ответил снизу вверх с брезгливой миной:
— А по-моему — омерзительно.
Все-таки эстрада советского периода сильно отличалась от того, что теперь называется поп-музыкой. Дело не во вкусе и качестве: и там и там есть место взлетам и падениям, а нынешняя российская поп-музыка уже подтягивается понемногу к мировым стандартам. Просто поп предполагает совершенно пассивное восприятие. По большому счету он оставляет слушателя свободным, не претендует на сколько-нибудь значительное место ни в его сердце, ни в его памяти — коротенькие шлягерные рефрены вроде память не слишком обременяют, а больше из поп-песен редко кто что запоминает. И в истории, рассказанной выше, никак бы не получилось, даже смешав времена, заменить советский суперхит на каких-нибудь «зайчиков» от Киркорова или «щелкунчиков» от Бориса Моисеева. Попса, конечно, стяжала народную любовь, но глубин русской души не тронула. Эти пространства, где раньше располагалась «крыша дома своего» или, получше пример, «надежда — мой компас земной» (кстати, что сие значит — «земной компас»?), теперь принадлежат совсем другим текстам, попевкам и персонажам.
Родоначальником жанра со странно непатриотичным и появившимся лишь в последние годы самоназванием «русский шансон» следует, по всей видимости, считать Аркадия Северного, который в конце шестидесятых годов стал исполнять в ансамблевом сопровождении ресторанного толка репертуар, именуемый в просторечии «блатными» песнями. Нужно отметить, что такого рода сочетание репертуара и аккомпанемента выдумано было не самим Северным, тут сыграл свою роль продюсер (впрочем, тогда и слова-то такого не знали), имя его известно, и с самого
Русский шансон возрастает не в пустоте и не в одиночестве. В те же восьмидесятые переживает свой, пожалуй, наиболее креативный период и ориентированный на слово отечественный рок, и свое акме — авторская песня, еще соблюдающая жанровую гитарную девственность и не заигрывающая с попсово-шансонными инструментовочками. Казалось бы, шансону как третьему противопоставившему себя официальной советской эстраде течению на роду было написано собрать все, чем другие два не занимались: уличные, хулиганские песни, то, что много позже высокоумные критики удачно назовут катакомбной эстрадой, алкогольные романсы — и соответственно оригинальное авторское творчество в том же духе. Однако этого не произошло или произошло далеко не сразу. В этой обойме, конечно, не могла не присутствовать и тюремная, и воровская тематика — тем более, что не переводятся сочинители, которых уголовный драматизм-романтизм неизменно вдохновляет. Но лишь пресловутой российской особенной статью можно объяснить доминирующее положение уголовной тематики в жанре. Как только в перестройку ослабли запреты и цензура и по всей стране как грибы стали множиться ларьки звукозаписи, на их полках плотными рядами выстроились кассеты с песнями про долгие срока, недождавшихся подруг, веселую воровскую жизнь, протекающую если не за решеткой, так в ресторане, мстительных следователей и т. п. — с большим количеством унылого уголовного жаргона, порой и с матерком. Едва успев народиться, русский шансон непробиваемо закоснел — и оставался таким долгие годы, да во многом остается и сегодня.
При этом пропагандисты жанра активно борются за то, чтобы шансон считали тем, чем он не является, и не прочь провести по его разряду все, что хоть как-то в строку ложится, особенно если имена громкие, и жизнь яркая, и аура соответствующая. Популярное «Радио Шансон» уже давно пускает под этим ярлыком в эфир то современных цыган, то бардов, благо все они теперь записывают с тем или иным расширенным сопровождением, то откровенную и совершенно стандартную попсню. Но посмотрим любопытный интернет-сайт «Легенды русского шансона» , мнение которого, судя по громкому названию, следует признавать авторитетным. (Впрочем, если остались еще на белом свете люди, которым не по душе рассматривать порнографические картинки, я как раз им этот сайт не рекомендую, ибо давно уже экрану моего компьютера не случалось быть столь густо усеянным баннерами, предлагающими посмотреть видео эстрадных певичек в ванной и в туалете, а неосторожный или неточный клик мыши на любой странице сайта отправляет в долгое путешествие по объявлениям проституток-индивидуалок любых возрастов: от шестнадцати до шестидесяти, недорого, шестьсот рублей в час, причем от возраста такса не зависит. Забавно, что большинство индивидуалок в текстовой части своих объявлений пишут, что жаждут главным образом общения духовного, — и вот так, косвенно, образовался отличный указатель именно на ту «духовность» и ту «поэтичность», которые русским шансоном заботливо пестуются.) В качестве «легенд» на сайте заявлено три десятка имен, среди которых мы неожиданно встречаем Высоцкого, Галича, Юрия Визбора, Окуджаву, исполнителей бардовской песни, уже довольно близких к эстраде: братьев Мищуков и Олега Митяева, большого интеллектуала от авторской песни Михаила Щербакова, а также Андрея Макаревича и Александра Градского. Без патриарха Вертинского тоже, разумеется, не обошлось. Ну так вот, все это вранье: никто из перечисленных людей к тематике и стилистике, по которым, во всяком случае до самого последнего времени, шансон и определялся, не имеет никакого отношения. Ну да, ранний Высоцкий писал блатные песни, притягивали его сильные характеры и острые ситуации — и многие из этих песен очень удачные, даже значительные. Но ведь это всегда — имитация, хотя и не обязательно пародийная (хотя пародийная, я считаю, выходила у него лучше). Да и время было другое — сочинять на подобную тему в шестидесятые совсем не то же самое, что сейчас, тут мощный импульс противодействия давлению системы. В конце концов, достаточно сравнить хотя бы дебютную «Татуировку» с одним из последних хитов Михаила Шуфутинского, где присутствует тот же предмет, — чтобы зияющая пропасть сделалась очевидной безо всякого специального анализа: это просто разные миры. Кстати, и аранжировки, сделанные для заграничных пластинок Высоцкого, где он пел под ансамбль, резко отличаются от «нормативного» шансонного звучания. Про Галича и Окуджаву нечего и говорить. Откроем раздел биографий и прочтем душераздирающую историю жизни аутентичной «легенды»: как провинциальный юноша рыдал над телом своей любимой, случайно застреленной при бандитской разборке, а затем, надолго оказавшись волею злодея прокурора за решеткой (само собой, за малую провинность, а то и вовсе ни за что, обвиненный облыжно), медленно, в муках приходил к осознанию своего поэтического призвания (особенно любопытно переключиться потом в раздел «Тексты песен» и ознакомиться с тем, как это призвание ныне реализуется). Можно вообразить себе, чтобы Окуджава, или Макаревич, или даже насквозь вроде бы шансонный Розенбаум согласились с такого рода мусором хоть как-то солидаризоваться?