Новый мир. Книга 4: Правда

Забудский Владимир

— Я слышал об этой истории. Именно после нее Гаррисона прозвали «Могильщиком».

— Во время той «операции», если эта резня заслуживает так называться, Вахид получил сильный ожог лица. Его нечаянно опалил его же собственный человек из огнемета, которым он поджигал жилища местных. После этого случая он ушел из «черных беретов». Как и многие люди, прежде неверующие, чья совесть была придавлена тяжким грузом, сделался религиозен. Его духовный наставник, пастор Ричардс, способствовал его крещению, а затем

помог ему устроиться работать охранником в 4-ый специнтернат «Вознесения», где сам проповедовал. Под своим новым именем Вахид работал там как раз в то время, когда там воспитывался ты — с 76-го по 78-ой.

— Постой-ка, — вдруг припомнил я, нахмурившись. — Я помню охранника с ожогом на пол-лица. Мы называли его «Полулицым». Ты хочешь сказать, что это тот самый Вахид?

— Да. В 78-ом он подал заявку на вакансию в охрану колонии № 1. Я читала текст этой заявки. Она была преисполнена цитат из Библии. Но контекст, в котором употреблялись цитаты, свидетельствует — этот человек не понял ни слова из того, чему учит Святое Писание. Из текста совершенно ясно, что его автор психически неуравновешен. Но заявку удовлетворили.

Миллер недовольно покачала головой.

— В колонии № 1 — постоянный дефицит штата. Несмотря на то, что период ротации составляет всего год, никто не желает работать в Северной Америке ни за какие средства. Сам понимаешь. Так что они берут всех добровольцев без разбору. Вахид отбыл там уже 17 сроков без ротаций. Он ни разу не покидал колонию даже во время отпусков и больничных. Проявлял невиданное, фанатичное усердие. Был крайне суров к заключенным, даже по меркам тамошних очень жестоких обычаев, от чего получил на зоне прозвище «Экзорцист». И уже в 88-ом, уж не знаю по каким критериям, его сделали начальником.

Я с печальной усмешкой покачал головой.

— Худшая зона в мире под руководством спятившего сектанта, да еще и старого кореша Гаррисона. Да уж. Проще было просто сбросить меня в кратер вулкана.

Миллер ничего не ответила, но в ее глазах за стеклами очков был заметен гнев.

— Любопытно, что никто в СБС никогда не интересовался той кровавой бойней в заливе Мапуту все эти 20 лет, хотя о ней было полно информации в разных источниках. Тут не могло обойтись без покровительства кого-то влиятельного. Возможно, кого-то из тех, кто получил в собственность участки в Марабу, возведенном на костях туземцев. А это список весьма громких имен, включая, между прочим, и…

— … Роберта Ленца. Имеющего немалое влияние в СБС, — закончил за нее я.

Я покачал головой.

— Сложно поверить, Миллер, что ты этому удивляешься после того, как проработала в системе 12 лет, и имела доступ к секретным материалам.

— Я работала днями и ночами, — хмуро проговорила она. — Что бы ты там не говорил о «репрессиях»

и «инакомыслящих», я сопровождала обвинения против реальных преступников. Противодействовала реальными угрозами. Делала то, что научил меня делать мой отец, чтобы наше общество снова не скатилось в хаос и анархию, чтобы люди жили в безопасности. Бог мне свидетель, я никогда в жизни не заработала ни гроша, за исключением своего оклада. Я не боялась быть неугодной. Никогда не выполняла ничьих «дружеских просьб» и незаконных «личных поручений» начальства. Я в любую секунду готова предстать перед детектором лжи — и он подтвердит, что я всегда и во всем руководствовалась лишь интересами Содружества…

— Что ж, допустим, я поверил бы в твою искренность. Допустим, — прервал ее пафосный монолог я. — Это не важно. Даже если так, то другие в это время спокойно проворачивали рядом свои темные делишки. Может быть, даже потешались над твоей наивной верой в высшую справедливость, пока сами добивались вполне конкретных и осязаемых целей.

— Теперь этому пришел конец. Если я и была в чем-то слепа, то больше не буду. Я займусь всем, что ты вытащил на Свет Божий. Я обязательно дойду до Протектора, рано или поздно. Я выложу ему все. И он станет на мою сторону. И вот тогда — настанет час правосудия. И мы посмотрим, кто перед кем будет потешаться в конце.

— Ты правда веришь в то, что говоришь? — спросил я с неприкрытым скептицизмом.

— Безусловно, — произнесла она с непоколебимой решительностью.

Я покачал головой с неприкрытым сомнением.

— Что ж, дай Бог, чтобы ты оказалась права, — вздохнул я.

— Вот видишь. Как и многие, ты называешь себя агностиком и материалистом, а в трудные минуты все равно взываешь к Всевышнему, — заключила она.

— Просто фигура речи.

— Не заглушай голос, идущий из души. Там, куда ты попадешь, Его помощь тебе понадобится.

— Ад — не его территория, — покачал головой я, вспомнив то, что слышал об этой тюрьме.

Миллер подавила вздох.

— Будут еще какие-то напутствия? — спросил я напоследок.

— Понимаю, все выглядит сейчас безнадежно. Но ты и ранее бывал в ситуациях, из которых почти не было шансов выйти живым. Однако случались чудеса — и ты жил дальше. Видимо, твоя миссия в этом мире еще не исполнена.

— Я не очень-то верю в предназначение и помощь свыше. Больше полагаюсь на свои силы.

— Ну тогда сделай то, что умеешь лучше всего. Выживи.

Пришел мой черед вздохнуть.

— Попробую.

В этот момент где-то в коридоре вдали раздались шаги тюремщика и его красноречивый приглушенный кашель. По беспокойно метнувшемуся в его направлении взгляду спецпрокурора я понял, что рандеву окончено.

— Прощай, Миллер.

— Прощай.