Новый мир. Трансформация
Шрифт:
— Огонь, это хорошо. Но я же не буду жарить его прямо так.
— Двуногие обычно снимают шкуру, отрезают голову и вынимают внутренности. Глупые. Самое вкусное, и не едят. — Кот облизнулся. Потом наклонил голову и задумчиво проговорил, почти промурчал. — Я понял: у тебя нет ножа. И ты не умеешь свежевать животных.
— Да.
— Не переживай, я тебе помогу. Сейчас я вспорю ему брюхо, тогда ты сможешь пальцами отодрать шкуру от плоти. Ну и голову отгрызу, так и быть.
Стоило представить, как я голыми окровавленными руками отрываю шкуру кониттоло, как меня затошнило. Нет, и ещё раз нет! Я не вегетарианка,
— Ну, чего ждём? Через три часа стемнеет. Хоть из долины и будут видны огни Сегретты, но этого света тебе не хватит, чтобы справиться с кониттоло. А поджигать весь лес я не намерен.
— Что за Сегретта?
— Городок, перекрывающий вход в это место. Не отвлекайся.
— А там можно купить еду? — Я задержала дыхание. Ответь «да», милый Канделиус, ну пожалуйста.
— Можно, наверное. Я уже лет пятьдесят не живу среди двуногих. Но вряд ли у них всё настолько изменилось.
— А ты сможешь меня туда отнести?
— Отнести не смогу — ты для меня слишком тяжёлая. Зачем тебе туда понадобилось? Давай, разделывай кониттоло.
— Я не могу. Правда. — Я жалобно посмотрела на кота. — Я понимаю, что у меня нет местных денег, но я что-нибудь придумаю. Ну скажу, что я иномирянка, и за меня заплатит Орден Меноккио. Заплатит же?
— Может сработать. И мимо Сегретты они точно не пройдут — других дорог нет. Уверена, что не будешь есть кониттоло?
— Я бы с удовольствием, но я правда не смогу руками содрать с него шкуру.
— Какие вы всё-таки хлипкие, двуногие. — Канделиус подошёл к тушке, и ткнул её лапой. Тут же кониттоло исчез, а за спиной кота выросли крылья. — Я буду лететь перед тобой, показывать дорогу. Если ходишь ты лучше, чем обращаешься с дичью, то через полтора часа будем на месте.
Мерно взмахивая крыльями, кот полетел вперёд. Я озадаченно посмотрела на место, на котором лежала тушка: и как Канделиус это сделал?
Склон был очень пологим, так что идти было легко. Мне даже почти не было жаль моих остромодных летних сапожек из денима. Интересно, есть здесь подобная обувь? Что тут вообще носят?
Бежевые грибные, и жёлто-зелёные древесные стволы становились всё меньше и меньше. Сначала десятиметровые исполины превратились в пятиметровые, потом — в трёхметровые. Потом красноватые листья нижних веток стали цеплять мои волосы, при том, что во мне всего сто семьдесят сантиметров роста. Когда мы с Канделиусом вышли на ровную поверхность, грибы и деревья уже были мне по пояс.
Впереди, метрах в пятидесяти от нас, насколько хватало взгляда, тянулась стена, выглядящая так, словно её целиком отлили из чистого серебра. Высотой стена была метров пять. И ворот в ней не было.
— И где здесь Сегретта?
Я надеялась, что кот промурчит какое-нибудь заклинание, и город станет виден. Но он, не останавливаясь, вытянул переднюю лапу вперёд.
— Там, за стеной. Сразу за воротами.
— За какими воротами?
— Ты их пока не увидишь. Они специально сделаны против таких, как ты. Против иномирян.
— Дружелюбные тут живут люди, ничего не скажешь. Они что же, до сих пор боятся инквизиции?
— Нет. Терра — не единственный мир, откуда приходят гости. И не всегда эти гости полезны или безобидны.
Разговаривая,
— А когда совсем стемнеет, она будет светиться. Неярко, но всё равно заметно. — Кот замер перед стеной, затем опустился на землю и заставил крылья исчезнуть. — Теперь надо провести тебя сквозь стену. Выбирай: листик съешь или гриб?
— Так грибы съедобные? И ты всё это время молчал? — Пылая праведным гневом, я сложила руки на груди.
— Грибы ядовитые, и листья тоже. Если съесть их много. А если одну штучку, то ничего страшного с тобой не случится. По-другому пройти сквозь стену нельзя. Советую есть листик, они не такие противные.
— Хорошо. — Я наклонилась и оторвала с дерева, сравнявшегося размером с карликовыми берёзами тундры, лист. — Может объяснишь, зачем такие сложности?
— Здесь естественная точка перехода, я говорил. Не всегда иномиряне мирные и полезные. Агрессивные и хищные создания попадаются намного чаще. Для защиты от них Совет построил эту стену, привязав её к принадлежности этому миру. Но бывают же и полезные гости. Для них оставили проход — эти грибы и растения. А чтобы не получилось так, что какой-то монстр просто сожрал их с голоду, сделали ядовитыми. Причём, чем больше ты их съешь, тем опаснее яд. Скуола алхимиков год трудилась в полном составе.
— Понятно.
Я засунула в рот лист и, не жуя, проглотила. Надеюсь, у кота нет каких-то тайных причин желать мне смерти.
Снова посмотрела на стену. Никаких изменений. Быть может, нужно подождать, пока лист переварится?
— Что стоишь? Иди давай.
— Куда? Я всё ещё не вижу ворота.
— И не должна. Здесь ворота — особое место в барьере, удерживающем гранталл. Я его вижу, сильные бенанданти его видят. Ещё один уровень защиты. Просто иди вперёд.
Чувствуя себя Гарри Поттером, я сделала шаг вперёд. И ещё один. На третий шаг я вошла в чудесную стену. Находясь внутри, я отчётливо видела движение и свечение металла. Казалось, что я стою посреди плотной серебристой воды, почему-то не касающейся моего тела. Это было потрясающее зрелище, которым хотелось любоваться и любоваться, но я продолжила идти. Воздух в лёгких заканчивался, а вдыхать внутри стены я опасалась. Кто знает, вдруг это ещё одна система защиты, о которой Канделиус не знает или не помнит.
На то, чтобы пройти стену насквозь, понадобилось пятнадцать шагов. Когда я вынырнула из жидкого металла, кот уже сидел возле стены, и сосредоточенно вылизывал крыло.
Буквально в пятистах метрах передо мной была ещё одна стена: каменная, замшелая, местами выщербленная, прорезанная мощными железными воротами.
— Добро пожаловать в один из старейших городов Террины.
Кот перестал вылизываться и пошёл вперёд. Я последовала за ним.
[1] Участники частично уцелевшего до наших дней древнего земледельческого культа Северной Италии, который привлек внимание инквизиторов в конце XVI века своими ритуальными ночными сражениями с ведьмами и колдунами за урожайность посевов и плодовитость домашнего скота. В число бенанданти входили мужчины и женщины, родившиеся "в сорочке", то есть в оставшейся вокруг тела и особенно головы внутренней оболочке плода.