Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами
Шрифт:
Уэбстер ссылался на эту историю не из академического интереса, а во имя более важного дела и гораздо более насущной цели. Теперь, предупреждал Уэбстер, героические достижения пилигримов подрываются глубоко расколотым социальным институтом, который укоренил неравенство и грозил разорвать Соединенные Штаты на части: рабством. Он обрушился на «христианские штаты» — имея в виду южные штаты, в том числе Виргинию, где находилась колония Джеймстаун, — где практика рабства свидетельствовала о том, что они не испытывают «никаких чувств гуманности или справедливости». Уэбстер призвал жителей Новой Англии, как наследников ценностей пилигримов, «искоренить и уничтожить» работорговлю. «Не подобает, — заключил он, — чтобы земля пилигримов больше несла позор» рабства.
Выступление Уэбстера ознаменовало
Многие американцы (да и многие англичане), возможно, не догадываются, что эта песня о гордой независимой нации была написана на мотив «Боже, храни короля», национального гимна Англии, которая уже отменила работорговлю. Многие американцы также не понимают, что текст песни подразумевает предпочтение пилигримов перед пуританами, которые в 1628 году основали в конечном итоге гораздо более сильную и успешную колонию Массачусетс Бэй. Это предпочтение отражало точку зрения северян XIX века — среди них был и уроженец Нью-Гэмпшира Уэбстер, — которые стали доминировать после сокрушительной победы Севера над Югом в Гражданской войне, расколовшей страну на части в 1861–1865 годах. Они видели себя в традициях пилигримов и презирали то, что, по их мнению, было коррупцией и терпимостью пуританского руководства. Хотя пилигримы выступали за радикальный шаг — полное отделение от официальной церкви, что было слишком далеко для пуритан, — в социальном плане они считались более умеренными и основными: скромные граждане, которые ценили тяжелый труд, терпимо относились к разнообразию, создавали демократические институты и посвящали себя семье и обществу.
Такое представление о пилигримах получило значительную поддержку со стороны выдающегося иностранного наблюдателя Алексиса де Токвиля, французского аристократа, совершившего знаменитую поездку по Америке в 1831 году. Он страстно прославлял историю основания Америки, но во многих отношениях совершенно исказил ее. «Основание Новой Англии представляет собой необычное зрелище», — писал он в книге «Демократия в Америке», опубликованной в 1835 году. «Все в нем было необычно и оригинально». Он охарактеризовал колонию Джеймстаун как основанную на «пагубной идее», что «золотые и серебряные рудники составляют богатство наций», и назвал ее основателей «искателями золота», которыми двигала «отнюдь не благородная мысль».
Пилигримы, продолжал он, заслуживают похвалы за свои высокие идеалы. «Больше всего от других колонизаторов их отличала сама цель их предприятия», — писал он. «Ни в коем случае не необходимость заставила их покинуть родные края. Они оставили после себя завидное социальное положение и обеспеченные доходы. Они отправлялись в Новый Свет не в надежде улучшить свое положение или приумножить богатство. Они оторвались от домашних удовольствий, повинуясь чисто интеллектуальной потребности. Они отважились на неизбежные страдания изгнания, потому что хотели обеспечить победу идеи».
Но де Токвиля можно простить за то, что он неверно оценил мотивы пилигримов. Это объясняется тем, что у него не было доступа к основополагающему рассказу Уильяма Брэдфорда о плантации в Плимуте. В книге «Плимутская плантация» Брэдфорд очень просто объяснил цель своего народа. Главной заботой была работа — причина номер один в списке четырех мотивов, побудивших пилигримов отправиться в Америку. Брэдфорд не упоминает о стремлении к религиозной свободе, которой пилигримы уже пользовались в Голландии; а продвижение Евангелия путем обращения туземцев стоит на последнем месте, на четвертом. Более того, Брэдфорд
Рассказ Брэдфорда, завершенный, вероятно, около 1650 года, появился только через двадцать лет после того, как де Токвиль возвеличил историю Америки. Рукопись исчезла из частной коллекции в Бостоне в 1760-х годах, а затем, как и сами пилигримы, была в значительной степени забыта. Работа, написанная Брэдфордом от руки на пергаменте из козьей кожи, была спрятана в библиотеке Ламбетского дворца, официального дома епископа Лондона, чья епархия когда-то, как ни странно, включала в себя американские колонии. Чарльз Дин, редактор публикаций Массачусетского исторического общества, впервые узнал о том, что оригинал рукописи может находиться там, в феврале 1855 года. Взволнованный, он первым же пароходом отправил записку преподобному Джозефу Хантеру, вице-президенту Лондонского общества антикваров, с просьбой разобраться в этом вопросе. К середине марта Хантер сообщил Дину, что «нет ни малейших сомнений в том, что рукопись является автографом губернатора Брэдфорда». Он приказал сделать копию, и она попала в руки Дина в начале августа. К апрелю следующего года Дин завершил редакторскую работу, и набранная версия была опубликована Массачусетским историческим обществом в частном порядке, датированная 1856 годом. В том же году издательство Little, Brown выпустило первое коммерческое издание, получившее большое признание.
С тех пор «Плимутскую плантацию» называют величайшим произведением раннего американского периода. В 1952 году рецензент стандартного современного издания «Нью-Йорк Таймс» высоко оценил труд Брэдфорда, назвав его «по общему мнению, не только историческим документом первой важности, но и первой «классикой» в нашей литературе» и утверждая, что его «лучшие страницы принадлежат к лучшим английским или американским произведениям того периода».
Книга Брэдфорда вдохновила новые, более популярные версии этой сказки. В 1858 году Генри Уодсворт Лонгфелло, самый обожаемый американский поэт того времени, опубликовал «Ухаживание Майлза Стэндиша». Длинная романтическая поэма прославляла военачальника пилигримов и рисовала пилигримов широкими благочестивыми мазками. Он прославил легенду о Плимутской скале, которая стала для пилигримов «дверью в неведомый мир» и, более того, послужила «краеугольным камнем нации!». Лонгфелло прославил общение пилигримов друг с другом и похвалил их упорство в преследовании идиллических, идеалистических целей в суровых условиях дикой природы.
Но у Лонгфелло, как и у Уэбстера, на уме было нечто большее, чем ухаживания и создание легенд. Хотя он избегал в своей поэме откровенной политической прозелитики, антирабовладельческие настроения, напоминающие вебстеровские, пробивались сквозь подтекст поэмы: мораль и цивилизованность были атрибутами Севера, родины пилигримов. Он описал первопоселенцев как невероятно добродетельных: «терпеливых, мужественных и сильных», «скромных, простых и милых», «нежных и доверчивых», «великих сердцем», «благородных и щедрых», «строгих и серьезных». Только такие люди, северяне, могли и должны были представлять общее дело идеализма и свободы, в котором нуждалась разделенная нация, а не рабовладельцы Юга.
Поэма Лонгфелло разожгла в национальном воображении огонь восхищения пилигримами. Она стала сенсацией в одночасье, продав 25 000 экземпляров в Соединенных Штатах всего за две недели и 10 000 экземпляров в день публикации в Лондоне. Но даже когда повествование о пилигримах использовалось в крестовом походе против рабства, на него возлагалась еще одна задача: служить образцом для основы американской жизни — семьи и домашнего хозяйства. В частности, речь шла о белых англосаксонских семьях Новой Англии, которые в то время казались осажденными индустриализацией, урбанизацией и иммиграцией — сопутствующими волнами немецких и ирландских иммигрантов, хлынувших в растущие северные города Бостон, Нью-Йорк и Филадельфию. В связи с этим возникло несколько вопросов: Чем теперь была Америка? Что она собой представляла? И прежде всего, кто такой американец? Что случилось с ценностями основателей?