Новый учитель
Шрифт:
– Не надо!
– громко выкрикнул Глеб. Но было поздно.
Аня вздрогнула и от испуга подалась назад. На её глазах черты лица молодого человека стремительно менялись. Скулы стали резко выступать, щеки прохудились, глаза провалились внутрь, а пальцы на руках скорчились. На лице Глеба застыла отвратительная гримаса, в которой смешалось всё - ненависть, ужас, отвращение, боль, ярость. Он затрясся всем телом, словно в эпилептическом припадке, попытался сделать шаг назад, но у него ничего не вышло. Он рухнул на колени, протянул правую руку к валявшемуся зёрнышку, выставил указательный палец и ногтем подгреб его к коленям. Затем повторил процедуру с другим зерном, третьим, четвертым. Палец его двигался все быстрее и быстрее, практически мелькал.
– Раз, два, три, четыре...
– энергично нашептывал он себе под нос, перебирая рассыпанные зерна.
Напуганная Аня заголосила, распахнула
– Сто тридцать девять!
– не скрывая своего ликования, выкрикнул Глеб. Он сгрёб зерна с земли и высыпал их в нагрудный карман своей рубашки. Его лоб покрыла испарина, вены в глазах полопались, отчего белки окрасились в бледно-розовый цвет. Пальцы на руках немного подрагивали но, похоже, он приходил в себя. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, он поднялся с полу, отряхнул колени и посмотрел на Аню.
– Пожалуйста, не уходи, - попросил он.
– Нам нужно поговорить.
– Что с вами произошло, Глеб Максимович?
– испуганно спросила девочка, продолжая держаться за ручку калитки.
– Давай обсудим это в доме, - сказал Глеб.
Аня не двинулась с места. Учитель вздохнул, натянул галоши и пошёл к ней навстречу. Аня открыла калитку.
– Не подходите, Глеб Максимович, я вас боюсь!
– предупредила она его.
– Стой! Прошу тебя, стой!
– Глеб замер на месте и тянул к ней руки, словно пытался удержать девушку силой мысли.
– Что с вами случилось, Глеб Максимович?
– повторила свой вопрос Аня.
– Пойми ты, мне сложно об этом говорить. Пожалуйста, не бойся меня. Я не причиню тебе никакого вреда!
– с надрывом в голосе увещевал её Глеб.
– Я плохо одет и замёрз, давай поговорим у меня дома.
Девушка продолжала колебаться.
– Прошу тебя, пожалуйста!
– настаивал Глеб, оставаясь на месте.
– Вы правда ничего мне не сделаете?
– Клянусь, Анечка!
Набравшись храбрости, Аня медленно вошла во двор и, не прикрыв за собой калитку, пошла навстречу Глебу. Тот вздохнул с облегчением, быстро вбежал к себе домой. Когда Аня вошла в прихожую, она с опаской посмотрела на своего учителя, разулась и, стараясь держаться от него в стороне, проследовала в зал. Окна там были занавешены, вокруг почти ничего не было видно. Глеб закрыл дверь, съёжился, скрестил руки на груди, потирая плечи. Он отодвинул занавески, впуская в комнату лучи восходящего солнца, немного поморщился. Сев на диван, Глеб сосредоточено уставился в пол. Аня тихо стояла в углу и смотрела на него.
– Мне не хотелось, чтобы кто-то из моих учеников видел меня в таком состоянии. Особенно ты, - начал Глеб.
"Особенно я!" - ликующе отметила Аня. Страх отступал, сочувствие и сострадание занимали его место. Она видела сомнения и метания, отражавшиеся на лице Глеба, словно в отполированном зеркале.
– То, что ты наблюдала, был приступ болезни. Психиатры называют её обессивно-компульсивным расстройством, ОКР. Может быть, слышала?
– вопросительно посмотрел он на Аню.
Она покачала головой в знак отрицания.
– Диагноз мне поставили в двадцать два года. На самом деле, я начал ей страдать раньше, ещё в школе. В голову лезли навязчивые мысли, которые тогда таковыми не казались, возникали причудливые страхи. Помню, как успокаивал себя, повторял, что это нормально. До поры до времени серьёзных проблем из-за этой напасти не было, поэтому к врачу и не обращался. Но на третьем-четвертом курсах они начались. Я был аккуратным человеком, даже чрезмерно аккуратным. Сосед по комнате в общаге из-за этого сильно меня недолюбливал. Каждое утро я убирался, проветривал помещение, намывал полы, складывал свои и, что самое интересное, его вещи, требовал абсолютного соблюдения порядка. Со временем я стал убираться дважды - утром и вечером. Мой сосед посоветовал обратиться к врачу, когда уборка стала повторяться четыре раза в день. Оказалось, дело худо, я сильно запустил болезнь. К моменту, когда я попал к доктору, я считал число шагов, которые делаю за день, складывал
Глеб нахмурился.
– Одна чрезмерно заботливая мамочка через своего брата из МВД раскопала мою тайну. Не долго думая, не задаваясь вопрос об этичности своего поступка, она обзвонила всех подруг и рассказала полнейшую нелепицу, - он оторвал глаза от пола, посмотрел на Аню.
– Знаешь, каково это, когда за спиной шушукаются, думают, ты не слышишь, не догадываешься, крутят у виска, стоит немного повысить голос. Но хуже всего, когда заявляется какая-то...
– он оборвал себя на полуслове.
– Когда к директору школы приходит чья-нибудь родительница и начинает требовать уволить тебя. Ты, якобы, опасен для детей, неуравновешен, псих. За тот год, что я проработал в школе, никто ничего не заметил. Но когда поползли слухи, странности стали находиться сами собой. И что самое удивительно, болезнь снова начала прогрессировать. Я не сразу это заметил, лишь однажды поймал себя на мысли, что во время поездки на автобусе суммирую цифры номеров автомобилей и запрещаю себе забывать их, а в конце поездки обязан назвать сумму всех чисел, иначе, - Глеб замялся.
– Не смейся, пожалуйста. Мне казалось, что если я этого не сделаю, кто-нибудь умрёт. Обращаться к доктору я не стал, пока не уволился из лицея. Прогонять меня оттуда никто не собирался, не смотря на давление со стороны родителей, но работать там дальше я просто не мог. Пролечившись, я принялся за поиски новой работы. Тот год послужил для меня хорошим уроком. Не хотелось повторения случившегося. Поэтому когда я приехал сюда, сразу рассказал о моей болезни директору. Как я понял, она очень хотела поменять Весницкого, поэтому взяла меня. Так я устроился у вас в школе. Болезнь не давала о себе знать, пока Весницкий не начал лезть в мою жизнь. Уж не знаю, как он раскопал информацию про это, но явился ко мне и стал шантажировать - уезжай, или всем расскажу о твоем недуге. Что мне оставалось делать?
– всплеснул руками Глеб.
– Попытался убедить его так не поступать. Удивительно дело - он ко мне прислушался и ушёл сам. Ты обозлилась на меня из-за этого, но клянусь, я его не подталкивал, наоборот, убеждал остаться. Но как разогнавшийся грузовик, болезнь оказалось не так просто остановить. На каникулах я съездил в город, посетил клинику. Мне прописали таблетки. Средства действенные - я уже почти отошёл, но пока далеко не всё наладилось. Сегодня сорвался, когда ты рассыпала ячмень. Теперь не знаю, когда в себя приду, - Глеб замолчал.
За время рассказа Аня не издала ни звука. Поражённая историей Глеба, она чувствовал себя глубоко виноватой перед ним. Невольно вспомнилась встреча с Павлом Андреевичем, его слова о том, что посевать должны мальчики.
"Дура, какая же ты дура, - думала Аня.
– Измалевала себя помадой и карандашом, хотела понравиться ему, а в итоге довела до приступа".
– Надеюсь, ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты уходила, - собравшись с мыслями, заговорил Глеб.
– То, что я пережил на прошлом месте, было ужасно. Я не пожелаю этого и врагу. Мне не хотелось бы повторения той истории. Если ты расскажешь о сегодняшнем хоть кому-нибудь - подругам, даже отцу - боюсь, через несколько дней об этом будет говорить вся деревня. Мне снова придётся уезжать. Деньги на исходе, если сорвусь с места сейчас, не знаю, где кончу. Поэтому я вынужден тебя просить сохранить инцидент в тайне. Ты можешь выполнить эту просьбу?
– Глеб посмотрел ей в глаза.
Аня слабо кивнула. Голова трещало, ей было стыдно из-за того, что она пыталась убежать от Глеба, стыдно, что причинила страдания любимому человеку, эмоции перехлестывали через край.
– Я никогда ничего и никому не расскажу, Глеб Максимович, - по её щекам потекли слезы.- Простите, пожалуйста, что я вообще пришла, - она не могла больше сдерживать эмоции, зарыдала.
– Я ... пойду.
Аня бросилась к двери, но Глеб вскочил с дивана и обнял её.
– Ну-ну, успокойся, - шептал он ей на ухо.
– Ты ни в чем не виновата. Ты не могла знать, а знала бы, никогда так не поступила.