Новый Вавилон
Шрифт:
«Чего ты ждешь? Обезумела? Да!»
Она отвела взгляд. Лилио де Кастро взял верх над майором, но прежде, чем за ними захлопнулась красная дверь, Клео успела увидеть на крыше второго полицейского — темнокожего гиганта в нелепых сандалиях.
Миг спустя она в ужасе вскрикнула, осознав, что совершила худшую ошибку в своей жизни.
Квартира была вовсе не пустой. Мужчины и женщины сидели на стульях, лежали на кроватях, привалились к стенам, всего человек двадцать. Неподвижные, молчаливые, холодные…
Все они были мертвы.
Лилио де Кастро (с легким раздражением): Я понимаю, президент. Успокою вас, я знаю историю. Но мир изменился. После Второй мировой войны границы утвердились, экономика стала общемировой, не случилось ни одного крупного планетарного конфликта. Установилось равновесие, и именно его мы должны защищать, верно?
Галилео Немрод: Равновесие, господин де Кастро? Да, после 1945 года не было больше мировой войны, но мононациональные государства обустроили границы и возвели множество высоких, непреодолимых стен. Великие державы замкнулись на себе, доверили ключи лидерам, защищающим территорию, как питбуль свою миску. Каждая страна окуклилась. Мир никогда не был настолько эгоистичным. Миллионы мигрантов умерли, потому что богатые их отвергли, равнодушно наблюдая за их гибелью. Да, никогда прежде экономика не развивалась так свободно, деньги, фильмы, музыка, еда и одежда стали всеобщим достоянием, и тем не менее никогда Земля не переживала подобной раздробленности — все руководствовались исключительно собственными интересами.
Лилио де Кастро: Но вы же сами говорите, что экономика и деньги вышли из-под контроля государств. Бедным президентам-питбулям остались битва за олимпийские награды, возложение венков к памятникам в дни национальных праздников и произнесение торжественных речей под национальными флагами.
Галилео Немрод: Кажется, вы не понимаете, господин де Кастро. Я говорю о разрушении образа мыслей. Приведу пример. В период с 2000 по 2025 год все научные институты — абсолютно все! — заговорили о беспрецедентном потеплении климата. Все СМИ кричали об этом, каждый политик признавал это, места для сомнений не оставалось — ни насчет причин явления, ни насчет чудовищных последствий. Все было предсказано, никто не оспаривал фактов, все согласились, что грядет драма. И что же? Вы не поверите, господин де Кастро, но никто ничего не сделал! Никто и пальцем не шевельнул! Почему? Да потому что ни один тогдашний мировой лидер не мог принять решение, которое сделало бы его непопулярным на том клочке планеты, где его избрали. Это значило бы предать тех, кто наделил его властью.
И вот еще что, господин де Кастро: в то время уровень жизни богатых и бедных настолько разнился, что это потрясало воображение. В богатых странах люди доживали до восьмидесяти лет, в бедных умирали в пятьдесят. В зависимости от места рождения вы получали — или не получали — право на лишние тридцать лет жизни. Думаете, невезучие могли безропотно это терпеть? Они не стали бы сражаться за свои права? Не подорвали бы все к чертовой матери? А богатеи не сделали
Лилио де Кастро (улыбается): Я понимаю вас, президент, и все-таки вы слегка преувеличиваете. Вряд ли в начале третьего тысячелетия у людей настолько не было совести и понимания роли индивидуума в истории, что рассуждали они лишь о сугубо внутригосударственных проблемах…
Галилео Немрод (тоже улыбается): И тем не менее в начале XXI века теракт в одной из стран, унесший жизни, скажем, дюжины человек, ужасал целую нацию, объединенную общими страхами и болью, гораздо сильнее, чем смерть миллионов детей, женщин, целых семей от голода. Одним словом, просто от бедности… где-то там.
21
Фавела Мангейра, Рио-де-Жанейро
Майор Артем Акинис, лейтенант Бабу Диоп и еще человек двадцать сотрудников Бюро криминальных расследований набились в крошечную квартиру на пятом этаже.
Красную дверь выбили.
И не нашли ничего, кроме пустых комнат.
— Они не могли отсюда выбраться! — бушевал Артем. — Двадцать человек стояли у двери, их телепортеры были заблокированы. Де Кастро и женщина не имели ни одного шанса телепортироваться!
— Судя по всему, не имели, — согласился Бабу.
Полицейским потребовалось меньше десяти секунд, чтобы проанализировать ситуацию после того, как Лилио де Кастро захлопнул красную дверь. Они не телепортировались в квартиру — журналист мог быть вооружен, — а предпочли грубую силу и ворвались, выставив оружие.
Журналист и учительница испарились. Команду встретили двадцать три трупа.
Что за наваждение?! Кто эти мертвецы? Откуда взялись? Де Кастро знал, что найдет их здесь? Как он улетучился, прихватив с собой Клеофею?
У майора не было ответов, он медленно прокручивал в голове последние секунды погони и остановил мысленную раскадровку воспоминаний на глазах перепуганной женщины, которая тем не менее последовала за Кастро, точно покорная овца. Акинис не сомневался, что она вляпалась по недоразумению и ничего не знала и не понимала. Грозит ли ей опасность? Артем, как ни странно, чувствовал, что в первую очередь обязан защитить Клеофею (ну и имечко!), а потом уж предотвращать новый теракт, найти убийцу десяти пенсионеров на Тетаману и опознать всех мертвецов из фавелы Мангейра.
Бабу и два агента Бюро, Носерa и Ледюк, осматривали тела. В основном пожилые мужчины лет пятидесяти. Ни одного ребенка. Несколько женщин. Никаких следов побоев или пыток. Все выглядели умиротворенными, словно ждали смерти как освобождения.
Носера фотографировал лица. Через несколько секунд «Пангайя» выдаст им имена, фамилии и полные жизнеописания этих людей. Вспышки фотоаппаратов сверкали в темной комнате, распугивая крыс.
Артем смотрел в окно на ливень, обрушившийся на бухту Рио. «Еще четырнадцать минут, потом небо прояснится на три дня — во всяком случае, над Бразилией».