Нож сновидений
Шрифт:
– Капитан-Генерал считает, что разведчикам иногда нужен отдых. В отличие от нее самой, – ровным голосом прибавила Реанне и, выгнув бровь, взглянула на Бергитте. Узы донесли короткую вспышку раздражения. Авиенда почему-то засмеялась. Илэйн никак не могла научиться понимать аийльский юмор. – Завтра у меня снова вылазка. Я будто бы вернулась в те далекие времена, когда была торговкой посудой на муле. – Все члены Родни за свою долгую жизнь перепробовали множество занятий, потому что приходилось постоянно менять место жительства и род деятельности прежде, чем кто-то замечал, как медленно они стареют. Самые старшие из них владели полудюжиной различных ремесел, а то и больше, с легкостью
– У меня столько причин ненавидеть Шончан, что их и не сосчитать, – горячо проговорила Илэйн. И тут с опозданием поняла, в чем же, собственно, дело. Обучение реверансам. Выбор фамилии. Да сгореть ей на месте, с этой беременностью она скоро окончательно отупеет! – Когда Джиллари отказалась от ошейника?
Всем совсем необязательно знать, что она сегодня туговато соображает.
Выражение лица собеседницы не изменилось ни на йоту, но она выдержала достаточно долгую паузу, чтобы Илэйн поняла – уловка не сработала.
– Сегодня утром, сразу после того как вы и Капитан-Генерал покинули дворец, иначе бы вас сразу же известили, – поспешно продолжила Реанне, так что у Илэйн не осталось времени дуться. – Есть еще не менее хорошие новости. Ну, по крайней мере, в какой-то степени. Одна из сул’дам, Марли Нойчин, – помните? – признала, что видит потоки.
– О, вот это действительно хорошие новости, – прошептала Илэйн. – Просто отличные. Пусть осталось еще двадцать восемь упрямиц, но теперь с ними будет проще, раз одна уже сломалась.
Илэйн наблюдала попытку убедить Марли в том, что та может научиться направлять и уже видит потоки Силы. Но полненькая Шончанка отпиралась до последнего, даже когда начинала плакать.
– Я сказала, «в какой-то степени», – вздохнула Реанне. – Для Марли, это все равно что признать, что она убивает детей. Теперь она требует, чтобы на нее надели ошейник. Она буквально молит об ай’дам! У меня от этого мурашки по коже. Прямо не знаю, что с ней делать.
– Отослать обратно к Шончан, как можно скорее, – ответила Илэйн.
Реанне застыла от удивления, ее брови взлетели вверх. Бергитте громко откашлялась – нетерпение наполнило узы, прежде чем она успела его подавить. Женщина из Родни возобновила ходьбу и даже немного ускорила шаг.
– Но они же сделают ее дамани. Я не могу обречь на такое ни одну женщину.
Илэйн босила взгляд на своего Стража, – словно кинжал соскользнул по хорошему доспеху. Выражение лица Бергитте было… невозмутимым. Для этой златовласой женщины быть Стражем значило порой выполнять роль старшей сестры. А иногда – что гораздо хуже – и матери тоже.
– Я могу, – отчеканила Илэйн, прибавляя шаг. Ничего страшного, если она слегка подсохнет заранее. – Она помогала удерживать других пленниц, так что пусть теперь испытает все на собственной шкуре, Реанне. Но я не поэтому хочу отправить ее обратно. Если кто-то из остальных захочет остаться и учиться и раскается в том, что сделала, я, конечно же, не выдам ее Шончан. Но, Свет мне свидетель, я надеюсь, что все они будут вести себя так же, как Марли. Шончан наденут на нее ай’дам, Реанне, но они не смогут скрыть то, кем она была. Каждая бывшая сул’дам,
– Суровое решение, – грустно заметила Реанне. Она взволнованно скомкала верх подола, разгладила его, а затем снова смяла. – Может быть, вы все-таки поразмыслите над этим пару дней? Ведь здесь не нужно действовать незамедлительно.
Илэйн скрипнула зубами. Эта женщина хочет дать понять, что Илэйн приняла это решение в один из перепадов настроения! Разве? Все выглядит вполне разумным и логичным. Не могут же они держать сул’дам в плену вечно. Отослать тех, кто не хочет свободы, назад к Шончан – отличный способ избавиться от них и в то же время нанести удар по врагу. И тут дело не в ненависти к Шончан. Ну и в ней тоже, конечно. Но чтоб ей сгореть, как же это ужасно быть неуверенной в том, что ее решения являются здравыми! Илэйн не могла позволить себе ошибаться. Да и спешка действительно ни к чему. В любом случае, лучше отправлять обратно целую группу. Так меньше вероятности, что кто-то подстроит женщинам какой-нибудь «несчастный случай». Шончан вполне способны на такое.
– Я подумаю об этом, Реанне, но сомневаюсь, что от этого что-то изменится.
Реанне еще раз глубоко вздохнула. Она с нетерпением ждала обещанного права вернуться в Белую Башню и надеть белое платье послушницы – слышали, как она признавалась, что завидует Кирстиан и Зарии, – и мечтала вступить в Зеленую Айя, однако у Илэйн были сомнения на этот счет. У Реанне доброе сердце, порой даже чересчур мягкое, а Илэйн никогда не встречала Зеленую, которую можно было бы назвать мягкой. Даже те, кто внешне напоминали хрупкий цветок, обладали стальным характером.
Впереди из поперечного коридора выскользнула Вандене – стройная, седовласая и грациозная Айз Седай в темно-сером шерстяном платье с темно-коричневой полосой – и повернула туда же, куда направлялись они. Судя по всему, она никого не заметила. Вандене принадлежала к Зеленой Айя, и в ее твердости сложно было усомниться. Джаэм, ее страж, шел рядом с ней, он близко склонил к ней голову – они беседовали – и то и дело ерошил пальцами свои редеющие седые волосы. Скрюченный и тощий, так что темно-зеленая куртка болталась на нем, словно на вешалке, он был стар, но так же несгибаем до мозга костей, как и его госпожа, – старый корень, о который затупится еще не один топор. Кирстиан и Зария, в простых белых одеяниях послушниц, покорно следовали за ними, скромно сложив руки на животе. Одна – по-кайриенски бледная, а другая невысокая и узкобедрая. Для беглянок, которым удалось то, что удавалось лишь немногим – оставаться вне досягаемости Белой Башни годами, а в случае с Кирстиан, более трехсот лет, – они вернулись к статусу послушниц удивительно легко. Впрочем, правила Родни представляют собой смесь тех же правил, по которым живут послушницы и Принятые. Белые шерстяные платья и потеря права приходить и уходить, когда захочется, – пожалуй, единственное отличие, хотя в последнем случае Родня в некоторой степени определяет и это.
– Я очень рада, что она занялась этими двумя, – прошептала Реанне с какой-то теплотой. Ее глаза светились заботой. – Это хорошо, что она оплакивает сестру, но, боюсь, без Кирстиан и Зарии смерть Аделис стала бы для нее навязчивой идеей. А может, уже стала. Мне кажется, то платье, которое сейчас на ней, раньше принадлежало Аделис. Я пыталась предложить ей утешение – у меня есть опыт в помощи людям пережить горе; я была деревенской Мудрой и много лет назад носила красный пояс в Эбу Даре, но она и слушать меня не стала.