Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы
Шрифт:
А может, вера в бога была разлинована параграфами официальных религий, насаждена карающим мечом и диктаторским авторитетом только как способ выражения главного вопроса — «кто я и зачем пришел сюда?» Предложенный способ груб, неотесан, негибок, уязвим своими же догмами, но вдруг это — всего лишь фундамент? А фундамент и должен по своему предназначению быть тяжеловесным. Может быть, великая идея религии — мировое единение при индивидуальной подсудности каждого — есть гораздо более непротиворечивый путь развития, чем он нам кажется из-за косности словесных формул, которыми был изложен?
Может быть, мать, нашептывающая перед кроваткой больного
Может быть, все, что мы зовем ненаучностью, темнотой, примитивным сознанием, на самом деле — какой-то огромный аванс человечеству, выданный на заре его жизни и терпеливо ждущий времен, когда мы наконец сможем найти подходящий язык, достаточно личного творчества и личной смелости, чтобы быть едиными перед чем-то необъятным, при этом каждый оставаясь неповторимым в своей методике общения с… чем? Вселенной? Богом? Мировым разумом? Сложно дать непротиворечивое имя. У нас пока нет тех слов и нет той смелости. Но долгими веками, невероятным напряжением ума, фантастическим желанием понять и прочувствовать мы все-таки приведем гирокомпас человеческого поиска в истинный меридиан.
Современный человек, берущий на себя труд размышлять обо всем этом, обречен на скатывание обратно в первобытную тьму страха и рабства, если не будет сомневаться в мистике и слепо следовать удобоваримым ритуалам. Но он также обречен на ужас изоляции и обездвиживания, если соблазнится исключительно механистическим мировоззрением. Нельзя! Нельзя! Легкие пути дают, но гораздо меньше, чем отнимают. Нам не туда, не к однозначности. Нам «к смутно угадываемой цели», как говорил бессмертный Андрей Сахаров.
В наши дни, чтобы двигаться к пониманию главного, необходим интересный вид совести. Это совесть человека, цинично высмеивающего форму веры в недоказуемое — именно форму, — но максимально бережного к ее сути. Это нужно сохранить в себе во что бы то ни стало, иначе все было зря. В подтрунивании и даже издевке над боговерами, спиритуалистами, астрологами должно быть достаточно яда, но в лекарственных, а не убийственных целях. Полное согласие с ними, равно как и тотальная конфронтация, оставит лишь пустоту в душах и кучу вопросов без ответов. И то и другое не честно, получе-стно. Нужно учиться вопрошать утверждениями и утверждать вопросами^ не играть в царей горы красноречия и риторики, что очень часто подменяет собой продуктивный диалог. Расходиться надо хоть минимально обменявшись, а не похваставшись каждый своим, как два столкнувшихся на улице эксгибициониста. Современная мировоззренческая совесть — это мелочная придирчивость к религиозным установкам и научным постулатам не из спеси, но из пытливости, во имя нового уровня понимания.- (Предупреждаю: женщины зовут это занудством). Это изматывающая, черная работа, если так вообще вдуматься! Но не боги горшки обжигают.
Все очень просто. Когда-то давно человек разумный сделал прорыв в будущее, осознав, что в охоте поможет заостренная палка, но он же сделал и прорыв в бесконечность, начав молиться племенным тотемам, прося об обильной добыче. Он предположил, что есть некая космическая связь меду событиями на земле и где-то еще — и он может эту связь активизировать. Что-то пришло с опытом, как усовершенствованная
Как из кровати бросается к роялю человек, которого ослепила во сне какая-то звездная симфония, и начинает робко воссоздавать ее земными аккордами, так же и мы неумело, по фрагментам, подбираем услышанный целиком шедевр: не попадая в ноты, роняя из памяти какие-то куски, убиваясь от бессилия. Но мы. не отчаемся, не бросим — не имеем такого права. Породнившись с миром и отказавшись видеть в нем просто среду обитания, мы метнули диск так далеко, что пока сами до него не дошли. Он лежит где-то за горизонтом и ждет нас. Что это будет за рубеж, мы пока не можем себе даже представить. Народ, разве есть на свете более интересный вопрос?
Любые потуги начертать непротиворечивую картину мира в конечном счете сводятся просто к моделям, и я преклоняюсь перед мужеством людей, способных признать временность любой модели. Кому-то по нраву научная интерпретация, кто-то спокоен только под сенью божественной теории мироздания, кто-то находчиво чередует эти блюда, прощая себе определенную моральную конъюнктуру. Думая над всем этим, знакомясь с разными точками зрения, оспаривая, сомневаясь, постулируя, я оказался как никогда далек от финальных ответов. Но что-то все равно остается. По крайней мере, в этом смысловом вихре я осознал, насколько непрост выбор между громким и честным. Громкого на наших страницах много. А из честного у меня есть эти четыре стихийно родившиеся строчки: Отрадно замахнуться на святыни С призывом к революции в умах,
Чтоб их разя — стать незаметно ими И ненавидеть новый, не свой взмах.
«ТАК СРАЗУ НЕЛЬЗЯ! МНЕ НУЖНО ВРЕМЯ!»
Кирилл, прости, но меня так и раздирает изнутри после нашего разговора 20 января 2006 года. Всегда стараясь прислушиваться к тому, на что ты мне указываешь, переваривать весь объем критики (справедливой), теперь я хочу отвлеченно и мечтательно, игнорируя твое мнение, погундеть. Истосковался я по гундежу.
Считаю абсолютно бессмысленным приводить (читай: выуживать) из памяти примеры мировой классической литературы или положения точных наук в качестве подтверждений верности наших суждений. Аргумент у всего этого трёпа один — так попросту нельзя. И не потому нельзя, что мы, два олуха, так решили, а потому что это противоречит здравому смыслу. Все, что я намерен сейчас написать, невозможно инкрустировать никакой аргументацией, ибо выглядеть она будет так же нелепо, как женщина без косметики. Замыслил я излагать факты, ничего кроме голых фактов, которые порой прекраснее обнаженного тела. И аргументы, кстати, потому еще не будут иметь никакого значения, что для каждого они разные.
Будучи молоденькой девочкой, только что окончившей хабаровский «политех» и по распределению попавшей в консигнационный лагерь под Барнаулом, моя мама сначала не могла взять в толк, как находящиеся за колючей проволокой преступники могут вести такой безнравственный и животный образ жизни. Но спустя несколько лет, уезжая оттуда, она в свой чемодан упаковала увесистую стопку тетрадей, которые были испещрены признаниями в любви (многие в стихотворной, и весьма удачной, форме) и подарки. А что самое главное — она увозила домой только теплые воспоминания об «особо опасных» и простых ворах!