Нулевой километр
Шрифт:
– И что тебя это не задевает, что он помимо тебя еще и с женой того, – трет друг о друга указательные пальцы и, присвистнув, ведет головой в сторону. – Нет, я бы так не смогла! Если полюблю, ни с кем делить не стану.
Я тоже. Пожалуй. Только вряд ли мне грозит потерять голову от мужчины, ведь в одном моя мама права – я сухарь, пересушенный, почерневший от высоких температур жарочного шкафа… И если когда и теряла связь с реальностью, то в руках человека, который к таким как я равнодушен. Да и то дрожала я вовсе не от теплых чувств, а от пресловутой похоти, которую приличные женщины
– А я его не люблю.
– Ей ее водитель нравится, – перебивает меня Соколова, сияя ярче тех ламп, что украшают изуродованный стальными балками потолок, и даже не помышляет испуганно извиниться, стойко выдерживая полный укора взгляд моих заблестевших глаз.
– Не неси ерунды. Ничего он мне нравится! – совсем!
Я его вычеркнула из мыслей, без права на возвращение. Весь день избегала разговоров, намеренно ушла в детскую, позволив ему в одиночестве прорабатывать кубики пресса, и тайком спустила в мусоропровод его духи, чтобы не смел отравлять кислород морскими нотками своего парфюма.
– Конечно! Поэтому весь вечер сама не своя? С тех самых пор, как он ушел в неизвестном направлении сводить с ума местных женщин своей хищной улыбочкой?
В серой футболке, поверх которой набросил простенькую фланелевую рубашку в крупную клетку… Никакого вам лоска и шика, никакой солидности, которую я так ценю в мужчинах, лишь доступная практичность, отвечающая тенденциям моды. Ушел, а я так и замерла у окна, убежденная, что выглядеть прекрасней просто невозможно…
Боже. Да бред это все! Защита утомленного потоком информации мозга – выбрал самого вменяемого человека в моем окружении и теперь добавляет розовой ваты во все воспоминания о Бирюкове!
– Я за детей переживаю. Уверена, они уже разбирают дом на кирпичики, – отмахиваюсь от подруги и теперь добровольно наполняю бокал ягодной бурдой. И никаких сожалений о грозящем мне похмелье: уж лучше так, хуже чем здесь и сейчас уже не будет.
– Вот и отлично, – хитро улыбается будущая мать, наконец, пригубив свой полезный апельсиновый фреш, и, наклоняясь, заговорщически признается:
– Потому что водитель твой здесь. Только что сел за барную стойку. И раз ты не питаешь к нему никаких чувств, я планирую свести его со Снежаной.
Максим
Мне хочется надраться до чертиков. Наверное, эта тупая мужская привычка, чуть что хвататься за стакан и топить печали в крепких напитках, заложена где-то в генах. Как любовь к шопингу у женщин или неконтролируемая тяга к сладкому у детей.
И если уж выбирать из богатого ассортимента бара, я бы остановился на водке: крутить в руках стакан с виски или тем же коньяком, ловя себя на мысли, что жидкость на дне бокала напоминает мне цвет ее тронутых печалью глаз, я не хочу. Потухших глаз, лишь на секунду озарившихся светом, то ли благодаря отражению медных кудрей Ярослава, то ли от теплоты, что она настойчиво прячет от брата, продолжая играть роль злой старшей сестры.
– Неместный?
– Так заметно? — вскидываю бровь, улыбаясь в ответ барменше в дурацком синем комбинезоне, больше напоминающем робу автослесаря,
Странный подход к оформлению и не менее удивительный выбор униформы, словно раньше здесь был вместительный бокс и хозяин решил не тратить время на расчистку помещения: гаечные ключи развесил на серых стенах в качестве украшений, прохудившиеся покрышки хаотично разбросал по залу, а в самом центре попытался изобразить что-то вроде бронзового знака, надпись на котором при таком освещении разглядеть нереально.
– Местные не пьют у нас кофе в первом часу ночи. Предпочитают напитки погорячее, — бросает тряпку под стойку и, пользуясь минутным перерывом в наплыве покупателей, подпирает подбородок рукой. – А ты уже третью чашку заказываешь, хотя у нас сегодня акция на шоты: Хиросима, зеленый мексиканец и рыжая собака. Рискнешь?
– Что-то не хочется, – вру, пряча улыбку за поднесенной к губам чашкой, и внимательно изучаю ее лицо: голубые глаза, тонкие губы и милая родинка на щеке.
– Так откуда ты? Подожди, дай угадаю, — прикладывает указательный палец к острому кончику носа и пару секунд разглядывает лампу над моей головой, — Питер?
– Почти…
– Значит, Москва! — девушка хлопает в ладоши и на мгновение оставляет меня в одиночестве.
Впрочем, вокруг так много людей, что об уединении можно и не мечтать: звенят рюмками, громко о чем-то спорят, смеются и во все горло подпевают музыке, совсем не попадая в такт. Наверное, стоило остаться дома, подальше от искушения разбавить кровь спиртным или ввязаться в драку с байкерами, которым явно пришелся не по душе цвет моего рабочего автомобиля. И поближе к соблазну пустить свою жизнь под откос, ведь, как оказалось, расстояние облегчение не приносит. Щербакова стоит у меня перед глазами в своем легком платьице, с блеском на манящих пухлых губах и собранными на макушке завитушками. Соблазнительная в этой своей недоступности, ведь сводить меня с ума после моей грубости она явно больше не собирается.
– Ну, и какими судьбами? – зато барменша не против – укладывает свою небольшую грудь на полированное дерево, и подается вперед, нашептывая свой вопрос мне на ухо. – Что такой симпатичный москвич забыл в нашей дыре? Только не говори, что ты известный фотограф и отправился в захолустье на поиски свежих лиц.
– И не думал, – смеюсь, радуясь уже тому, что от этой женщины пахнет ванилью, и жадно тянуть ноздрями воздух, мне вовсе не хочется, и достаю сигареты, кивая в знак благодарности за поставленную передо мной пепельницу. – Я водитель. Привез одну очень важную шишку для решения не менее важной проблемы.
И меня вряд ли можно уличить во лжи: важности Щербаковой не занимать.
– Вот и отлично. Тем более что с приличными женщинами у нас здесь явная проблема. Увидишь, минут через двадцать они начнут обменивать свои застиранные бюстгальтеры на бутылку дешевого шампанского, – произносит вполне серьезно, и тычет пальцем вверх, аккурат на табло с заманчивым спецпредложением.
– Я Марина, – по-мужски протягивает ладонь и уверенно отвечает на рукопожатие. – Единственная, кто покидает это место вместе со своим бельем.