Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Да? Не ведись на эти слухи. Это старая кгбшная разводка. Закроют всех, кто будет активно продвигать эту линию.
– Что? – Сорокина рассмеялась, – Нет. Повышения градуса суверенно-патриотического и государственно-охранительного безумия необходимо для доведения ситуации в стране до абсурда. Чтобы после проевропейской революции ни один человек в России не исповедовал эти ценности, будучи в здравом уме. Берем пример с коммунизма.
– Хорошо звучит. Только я что-то сомневаюсь в реализации этого.
– Вообще на реализацию этого уйдет пару лет.
– Ты же вроде бы в Испании живёшь?
– Уже нет. Надоела мне Европа. Скукота. Да и забитые они все. А у нас жизнь бьет ключом. В историческую эпоху живем. Потом будешь детям своим рассказывать, как боролся против кровавого режима.
– Не знаю, Ярослава. Честно говоря, я уже всерьез намылился в Чехию.
– Ну, ничего. Я всё равно приму тебя на работу. В конце концов, ты тоже вернешься. Соскучишься по нашему бардаку и специфике.
– Ага. Удачи тебе и спасибо за всё. Ещё созвонимся.
– Угу. Сделают они революцию. Скорее просрут всё к чертям собачим. Как в своё время это было с Национальными Проектами и этой модернизацией, – думал Власов.
Был пасмурный весенний день. Власов прогуливался по заброшенному приусадебному парку вместе с Анастасией. В этот раз она одела черный готический корсет, короткую черную юбку, на ней были чулки в сеточку и черные кожаные сапоги на каблуках. Её облик бы показался Власову вульгарным, если бы они прогуливались в людном месте. Её светлые волосы были небрежно уложены.
– Помню, нашла это место, когда летала по окрестностям. Я тогда ещё с одним приятелем поругалась.
– Довольно унылое местечко.
– Тут так тихо.
– Мне всегда хотелось узнать у тебя, чем ты будешь заниматься в жизни, когда поймёшь, что ничего не сможешь сделать с нашей российской реальностью?
– Вернусь домой, – с грустью сказала она. – Я не хочу об этом думать, Миша.
– А ты не хотела бы посмотреть мир? Европу посмотреть?
– Нет. Я понимаю, к чему ты клонишь. Я остаюсь в России.
Власов рассмеялся.
– Прикалываешься?
– Это моя страна. И если она погибнет, я хочу пережить это вместе с ней.
– Ой, Насть, прекрати. К чему тебе этот ненужный мазохизм? Хрен с ней, со страной этой. Пускай плавают в стабилиздице, пока мы отсиживаемся в Чехии.
– Нет. Я проиграла, мы все проиграли и должны жить с этим. Я не собираюсь бежать. Если все носители европейских идей в России сбегут с нее, то страна окончательно погрузится в пропасть.
– Какая разница? Наш народ хочет этого. Пусть получает.
– Нет. Наш народ не знает, чего хочет. Хотелки ему внушают. Я думаю, что ты в курсе того как это происходит. Вот что. Мы не умеем
– Ох, блин, – Власов рассмеялся. – В таких шмотках рассуждать об ответственности. Если бы я тебя не знал, то подумал, что ты прикалываешься. Эх, Настя, сколько раз я говорил тебе, что белоленточная оппозиция – бесхребетное стадо хомячков. Так и вижу, как ты идешь впереди революционной колонны штурмовать кремль вооруженная революционным Айфоном!
– Хватит ерничать! – Её фривольный наряд заменился на строгое черное платье.
– Слушай, а ты можешь мне таким же образом всё-таки наколдовать девок? Чтобы в Чехии не было скучно, – поинтересовался Власов.
– Перестань. Почему ты не хочешь понять весь ужас нашей сегодняшней ситуации? Мы стоим у края пропасти и скоро упадем в неё. Россия повторяет трагическую судьбу Византии.
– Учитывая поглощения Москвы Кавказом это вполне вероятно.
– Кому что, Миша. Я говорю совсем не об этом. Византия развалилась, потому что упорствовала в нежелании модернизироваться, принимая свою отсталость за особый путь. У неё был выбор: присоединиться к католическому миру или отдаться на растерзание исламскому миру. Из гордости она выбрала второе.
– Какая великая и продвинутая цивилизация гибнет! Первыми в мире запустили человека в космос, а ещё первыми в мире превратили человеческую жизнь в бесконечное дерьмо. Изобрели крепостное право, домострой, Гулаг и советскую власть. Нигде в мире к человеку не было такого скотского отношения как в нашей великой России. Серверная Корея и Пол Пот не считаются. Они лишь жалкие подражатели нашего высокодуховного уклада.
– Перестань, – она расплакалась, – Хватит…
– Так ты едешь со мной или нет? – Власов злился.
– Нет, – тихо сказала она. – Я остаюсь.
– Дура. Ох, ладно. Я не буду ждать, пока очередная волна твоих ванильных фантазий разобьётся о черные скалы жесткой реальности. Эта страна в скором времени совершит самоубийство, и я не собираюсь на это смотреть!
– Хорошо, – она поникла, слезы медленно стекали с её лица. – Почему ты продолжаешь быть приспособленцем? Я думала, что после всего, что мы вместе пережили, ты изменишься….
– Ну, я тебе в самом начале нашего знакомства говорил о своих планах на жизнь и вообще, Настя, наши люди полностью заслужили Путина и стабилиздец.
Она обняла Михаила и поцеловала. Анастасия перенесла его в коттедж.
– Тогда прощай, Миша.
– Какая-то часть меня знала, что ты так поступишь, – тихо сказал Власов. – Я плохой человек и не достоин такой девушки как ты. Но я люблю тебя. Так даже лучше. Да. Я поеду один. Я больше не могу смотреть на всё это. Прости меня. Всё. Давай.
– Ты не такой плохой, каким хочешь казаться. И … возможно мы с тобой ещё встретимся. Кто знает? Постарайся сохранить в себе человека, Миша. Я тоже, – она говорила и тихо плакала, – Я тоже люблю тебя. Но я не могу. Не могу бросить нашу несчастную страну. Прощай.