Нуреддин
Шрифт:
— Танрыкулу, ни в коем случае не отдавай сына в школу. В ней дети мусульман становятся настоящими русскими. Их заставляют отпускать волосы и носить картузы.
И учат они там не стихи Саади и Хафиза, а басни про лисиц и шакалов.
Танрыкулу боялся моллу, считался с его мнением и не знал, что делать. Он не мог не послушаться моллы, и вместе с тем ему очень хотелось, чтобы сын его был образованным. Наконец, он пошел за советом к Али-беку, ученому и мудрому старцу. Танрыкулу очень уважал его и часто советовался с ним. Там он застал какого-то незнакомца и постеснялся сказать, зачем пришел. Но когда Али-бек представил своего гостя: «Это мой близкий друг Мирза-Гасан,
— Не слушай ты никого. Если хочешь, чтобы сын твой стал человеком. — посоветовал ему Али-бек, — отдай его в школу, а молла Иман чепуху тебе наговорил. Школа не делает детей русскими. Все это вздор. Учитель тоже может подтвердить.
Мнрза-Гасан улыбнулся:
— Если ислам можно уничтожить только тем, что дети не бреют голову и носят картузы, то молла Иман прав, конечно. Интересно все же, в какой книге он мог вычитать эту премудрость? Я подозреваю, что он сам все это выдумал. Пришли ко мне скорей своего сына и, уверяю тебя, не пожалеешь.
Но Амираслан и в школу ходил недолго. Избалованный девятилетний шалун извел всех учителей, они не в силах были справиться с ним. Не проходило дня, чтобы он не поссорился или не подрался с кем-нибудь из учеников. Однажды во время драки он ранил ножом одного своего товарища и был исключен из школы.
В течение двух лет Танрыкулу отдавал сына то в одну, то в другую школу, но тот нигде и ничему не хотел учиться.
Амираслан был на два года старше своей двоюродной сестры Гюльпери. Когда они еще были младенцами, отцы обручили их, но потом Имамверди был очень недоволен, что Амираслан не хочет учиться, и упрекал брата:
— Ну что это за воспитание? Ребенок не должен делать то, что ему запрещают. Он обязан уважать старших.
Когда Амираслану исполнилось шестнадцать лет, родители его умерли один за другим. В доме осталась одна бабушка Пуста-ханум. Юноша получил богатое наследство, но в дна года промотал в кутежах и проиграл в карты все деньги.
Имамверди всячески старался образумить племянника, но не мог. Наконец, он порвал с ним и запретил ему бывать у себя в доме.
Пока у Амираслана водились деньги, он не вспоминал Гюльпери, но, растратив все свое состояние, решил жениться на ней. Однако Имамверди отверг его предложение и прямо заявил:
— Пока я жив, этому не бывать.
Гюльпери довольно благосклонно относилась к своему двоюродному брату, даже хотела бежать с ним тайком от отца, но это не устраивало Амираслана, ведь он мечтал не о счастье с Гюльпери, а о ее приданом, о том, как бы завладеть состоянием дяди. А этого он мог добиться лишь в том случае, если бы Имамверди дал согласие на его брак с Гюльпери.
Наконец, Амираслан, убедившись в безрезультатности своих попыток, оставил Гюльпери в покое и женился на богатой вдове. Скоро от ее состояния ничего не осталось, и он развелся с женой. Он уже привык к разгульной жизни. Ему нужны были деньги, и он начал воровать и грабить на большой дороге. Несколько раз его ловили, сажали в тюрьму, но, вернувшись, он снова принимался за старое.
Таков был Амираслан, сидевший теперь в фаэтоне и таинственно шептавшийся о чем-то с Гюльпери.
Оба они решили, что он снова будет просить ее руки у дяди. Если Имамверди и теперь не согласится, то Гюльпери и без его согласия уйдет к Амираслану и станет его женой.
Подъезжая к Джафару, Нуредднн натянул повод, но сытая, выхоленная лошадь загорячилась, не послушалась ребенка и, испугавшись чего-то, понеслась вскачь. Мальчик чувствовал, что ему не справиться с ней. Он выпустил поводья и, чтобы не упасть, двумя руками крепко
— О, господи! Да ведь это Нуреддин. Как он очутился тут? Почему он ехал на этой лошади? Он стал осматривать мальчика, не разбил ли он голову, не сломал ли руку. Нуреддин очнулся и со стоном сказал:
— Не надо, не трогайте, больно...
Имамверди осторожно поднял его и понес к фаэтону. В это время подъехал Джафар с навьюченными лошадьми, а за ним и фаэтон Гюльпери. Как только Имамверди увидел, что дочь его сидит рядом с Амирасланом, он гневно закричал:
— Где же были ваши головы? Разве можно такого неопытного мальчика посадить на скакуна и пустить ночью по лесной дороге?
Амираслан взял всю вину на себя и просил дядю не сердиться. Потом он вылез из фаэтона и пошел в лес за своей лошадью. А Гюльпери всячески старалась успокоить разгневанного отца.
— Не сердись, папа! Уж, видно, судьба такая. Несчастье за несчастьем. Ты не встретил нас в городе, фаэтон сломался...
— А что я мог поделать? С самого полудня ждал на той стороне реки, пока не исправят мост. Снесло его утром, — сказал Имамверди.
— Отец, а разве это тоже не судьба? Но, слава богу, что все хорошо обошлось. Костоправ Кара-Гусейн вправит ногу Нуреддину, и все пройдет.
Имамверди уложил мальчика на подушки, и все двинулись в путь. Скоро они выехали из леса и при свете луны, наконец, добрались до деревни. Все сельчане давно уже спали. Обычно здесь ложились на закате и просыпались с первыми лучами солнца.
Дедушка Имамверди расхваливал Нуреддину свою родную деревню. Гюллиджа раскинулась на склоне горы. На восточной окраине ее зеленели фруктовые сады и густой лес, с юга вплотную к домам подходили тучные нивы, на севере простирались великолепные луга. С гор сбегали прозрачные студеные ручьи. Прекрасный чистый воздух, холодная вода, зеленые сады, высокие горы — все радовало здесь человека. Гюллиджа славилась во всей округе вкусными фруктами. Позади каждого дома раскинулся сад, а перед окнами пестрели палисадники с яркими цветами. Издали деревня, уходившая вверх в горы, казалась сплошным цветником. Поэтому ее и назвали Гюллиджа... [1]
1
По-азербайджански «цветник».
Дом Имамверди стоял высоко на горе, на краю деревни. Отсюда было видно все селение с его живописными окрестностями.
Во дворе у дедушки были старая покосившаяся избушка и новый дом с двумя комнатами, кухней и верандой. Вокруг разросся прекрасный сад с фруктовыми деревьями и цветами, посреди которого сверкал на солнце бассейн, наполнявшийся студеной водой подземных источников.
Одну комнату в новом доме Имамверди приготовил для Гюльпери, другую для Нуреддина, а сам поселился в избушке.