Нужный
Шрифт:
— Какой же я дурень? Мне же просто химик нужен из студентов. Кажется, их в бомбисты вербовали…
Хотя его знания о террористах были, мягко говоря, слабоваты, кое-что он все же помнил. Правда, не очень понимал, откуда это знал. Бомбы для подрыва городовых и царских чиновников делали как раз недоучившиеся студенты-химики. Вот именно такой ему сейчас и нужен был.
— А вот, кстати, и универ, — огромное помпезное здание старейшего в империи Санкт-Петербургского императорского университета показалось во всей красе, едва парень обогнул очередной собор. На него сразу же надвинулась величественная мраморная колоннада, поражавшая высотой и массивностью.
А в этом как раз Рафи ничего сложного не видел. Ему нужен «голодный» и в прямом, и в переносном смысле студент-отличник, который за деньги сделает, что угодно. Такой «бедолага» виден сразу и не вооруженным глазом. Он явно будет неряшлив, в старой, потрепанной одежде и плохой обуви. Обязательно отчаянный голодный взгляд.
Парень, «сделав лицо кирпичом», нырнул в одну из студенческих кучек, что во множестве гуляли в парке перед университетом. По-свойски поздоровался с одним, похлопал по плечу другого, посмеялся над шуткой третьего. Ни у кого и вопросов не возникло по его поводу. Слово за слово, и в каждой такой компании он довольно быстро становился своим. И ему оставалось лишь внимательно слушать и «смотреть во все глаза», чтобы не пропустить нужного человека.
—… Камрады, камрады, послушайте! — шутливо, на немецкий манер позвал остальных коренастый блондин, одетый с претензией на моду и даже столичный шик. Сразу было видно, что в деньгах он явно не испытывал особой нужды. — Не слышали, как сегодня нашего Родьку на всю альма-матер ославили?! Не слышали?! — вскричал студент, когда остальные подтянулись к нему, привлеченные занимательной историей. — Вы же знаете, что он промышляет решением испытательных работ за деньгу. Говорят, с первого курса один виконт у него работу заказал. Когда же Родька все выполнил, тот в отказ пошел. Мол, если хочешь денег, то должен передо мной на колени стать и слезно, по-холопски, попросить. И что вы думаете?
Рафи тут же «сделал стойку». Похоже, повезло: сразу же напал на след не просто местного изгоя, но и еще с мозгами. Бинго!
—… Представляете, этот остолоп встал на колени! Перед этим уродом! Родька же весь наш курс унизил! — блондин скривился, словно увидел что-то мерзкое. — Теперь перваки нас за людей считать не будут! Рожу бы ему своротить за такое, чтобы больше неповадно было. А вон и Родька, камрады!
«Гревший уши», парень резко повернулся в ту же сторону, куда и остальные. Ого-го! Рафи удовлетворенно хмыкнул, и быстро пошел вперед
— Родька… — шептал он, потирая руки.
Этот студент оказался именно таким, каким он себе его и представлял. Родька был жутко худ, нескладен. Казалось, пугало, натянув на себя линялый плащ с заплатками, сбежало со своего огорода, чтобы погулять по улице. Под стать у него и лицо было: серое, землистое, воспаленные глаза.
— Ты-то мне и нужен…
Это был самый дальний и глухой угол университетского парка, куда редко заглядывали местные садовники. Ведущие сюда тропы из узорчатой брусчатки пришли в негодность: раскрошились, частью вылезли наружу. Когда-то аккуратно подстриженные кустарники в виде декоративных фигур превратились в бесформенные зеленые кусты. Забытые всему дубы разрослись так, что своими кронами погрузили все в полумрак и прохладу. Земля покрылась плотным буро-зеленым ковром из полусгнивших листьев, веток. Кое-где проглядывались небольшие болотистые лужицы.
Тем
— Что же вы все пристали ко мне? Чего вам всем нужно? — глухо бормотал парень. Руки в отчаянии так сильно заламывал, что на нем трещал старенький плащ. — Что я вам плохого сделал?
Окажись поблизости кто-нибудь из студенческой братии, то сразу бы опознал в этом парне Родиона Молина или Родьку, как его все звали. Собственно, тогда бы и остальные вопросы — чего он здесь забыл и от кого прятался — отпали. Парень он неплохой, способный, но как магнит к себе все мыслимые и немыслимые несчастья притягивал: то ему пьяный мастеровые тумаков надают, то богатенькие студенты пристанут и всю всего в пыли измарают.
Вдобавок, ко всему этому и в семье у него было несчастье. Матушка, что воспитала самого Родьку и его младшую сестренку в одиночку, подхватила чахотку. И, немудрено, ведь прачкой служила, целыми днями в холодной воде белье стирала, все здоровье оставила. Теперь на глаза, как свечка сгорала. Ей бы на юг поехать, где тепло, чтобы болезнь обступила. Только не было у них таких денег. Родька теперь единственным добытчиком остался. Из кожи вон лез, чтобы на уроках для богатых бездельников лишнюю копейку заработать. Иногда на рынок шел, чтобы купеческие подводы разгружать. Когда случалось там кусок другой мясных отрезков перехватить, то у них дома настоящий праздник случался. Даже его матушка ненадолго «оживала».
— Жизнь-злодейка, гнешь меня, гнешь… Только не возьмешь, — он вдруг вскинул голову с искаженным, злым лицом. Уставился прямо перед собой с такой ненавистью, словно перед ним стоял его кровный враг. — Не возьмешь! Лучше землю буду жрать…
Резко вскочил на ноги и начал порывистыми движениями приводить себя в порядок. Разгладил руками брюки, убрал, как мог, грязь и пыль с плаща. Пригладил волосы, чтобы ровнее лежали.
— Так… Если поспешу, то еще успею на рынок. Может опять обрезки будут. Матушке бульон нужен… Еще бы лучка немного достать, чтобы подуховитее было…
Стиснув зубы, Родион быстро пошел по заросшей тропе. До городского рынка было почти четыре версты, поэтому стоило поспешить. Если не успеть к закрытию, то все обрезки с мясных прилавков достанутся более пронырливой нищей братии.
К счастью для него и его семьи он все-таки успел. Конечно, пришлось, как угорелому по улице нестись. Но ему это не в первой. Главное, к тому самому моменту успел, когда торговцы начинают собираться и с прилавков мясо убирать. Все хорошее они прибирают, чтобы на завтра оставить для продажи. Плохие же куски могут отдать, если хорошо попросить.
—… Даже с мякотью попало, — улыбался студент, не обращая внимания на разбитое в кровь лицо. Это один проныра нищий постарался, что за шмат мяса в драку полез. — С наваром похлебка будет… Хорошо… Глядишь, и матушка с него поспать ночью сможет… И Аринке тоже похлебать не помешает, — вспомнив сестру-малышку, что за еду в трактире прислуживала. — А то совсем бледная, на тростинку уже похожа…
С этими мыслями он и возвращался домой. Улыбался, крепко сжимая кусок мяса в промасленной пергаментной бумаге. Совсем внимания не обращал, что немного бурой жижи на плащ попало.