Няка
Шрифт:
– Тс-с, – осекла его Рыкова. – Новости!
И она прибавила звук телевизора.
– Из Эмского центра токсикологии передает наш корреспондент, – сообщила ведущая. – Состояние Констатина Стражнецкого остается тяжелым. Консилиум ведущих токсикологов города подтвердил предварительный диагноз «отравление пурпурной синявкой». Правоохранительные органы отрабатывают версию покушения на жизнь Стражнецкого как один из методов грязной политической борьбы…
– Ха! – перебила Рыкова. – Да при чем тут политическая борьба, когда он сам, по доброй
– Что? – повернулся к ней Миша. – Откуда тебе это может быть известно? Неужели ты опять продолжаешь свое расследование? Любимая, я за тебя боюсь…
– Чушь. Никакого расследования. Но я наблюдаю за происходящим со стороны. И пусть будут уверены, – самодовольно хихикнула она, – настанет момент, когда я представлю свои выкладки куда следует… Ловко я просекла про суицид?
– Я, конечно, не знаю всех деталей, но, по-моему, это не очень правдоподобно. Насколько я понял, твой друг преуспевающий человек, перед которым расстилаются радужные горизонты.
– Не каждый может нести на душе грех, – выспренне произнесла Рыкова. – Если что, я не о воровстве с Яндекс. деньги и не о десятке-втором простолюдинок, обесчещенных их сиятельством.
– Какие же еще на нем могут быть страшные грехи? – улыбнулся Миша.
– Убийство, мой дорогой, – заговорщически произнесла Зинка. – Я тут кое-что сопоставила и пришла к выводу, что именно он порешил Ульяну Кибильдит.
– Ульяну Кибильдит? Ту несчастную девочку из «Аполло»?
– Да-да, ту девочку из «Аполло», богатую наследницу, неосторожно доверившую ему свое сердце и еще кое-что поинтимнее…
– Ульяна была любовницей Стражнецкого? – глаза Миши зажглись интересом. – Не может быть!
– Он сказал мне об этом собственными похотливыми губенками.
– Но зачем ему было убивать Ульяну? – продолжал недоумевать Миша. – Хотя…
– Вот этого я тебе пока сказать не могу. Сама ломаю голову. Но рано или поздно я докопаюсь до истины и тогда…
– Зина, милая моя, – Бекетов заключил ее в объятья. – Не представляю, как я буду жить, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, будь осторожнее, не лезь в чужие тайны. Зачем тебе о них знать? Давай жить нашей любовью. Разве это не чудо, что мы нашли друг друга спустя 25 лет?..
Как только жених ушел в ванную, Рыкова набрала номер Колчиной.
– Детка, сегодня будь готова принять доцента Павла. Это ученый с большим будущим. В недалеком будущем ему прочат Нобелевскую премию за его революционную, высокоточную методику оплодотворения.
– Зиночка, прости, но я не смогу его принять. Я…
– Это еще что за новости?
– Я только что сделала тест и… все произошло, как мы хотели! У меня в пузике завелась хорошенькая лялечка!
– Прелесть какая, – процедила Рыкова. – Ты уверена, что тест не бракованный? Я на твоем месте для верности приняла бы все-таки доцента Павла. Я две недели валялась в ногах у Курилко-Рюмина…
– Первый раз слышу про бракованные тесты.
– Дитя
– Хорошо, пусть приезжает…
На следующее утро Зинка покатила к Кориковой, которая по-прежнему несла вахту возле Стражнецкого.
– Молодец, пасешь добычу, – подмигнула она подруге, которая от невероятной усталости говорила и передвигалась, как сомнамбула. – Будь другом, покажи Костику одну фотку. Сейчас я тебе сброшу ее на мобильник.
– Зин, человек очень болен. Может быть, он умирает.
– Именно поэтому никак нельзя допустить, чтобы он унес эту тайну с собой в могилу!..
Вечером, выбрав подходящий момент, Корикова показала больному портрет, присланный ей подругой.
– Кто это? – Стражнецкого аж подбросило. – Алин, откуда у тебя фото этого человека?
– Ты его знаешь? Кто это?
– Это… это… – и Стражнецкий упал на подушки.
Катюшка неслась по коридору токсикоцентра.
– Как вы смели уморить моего мужа? – ворвавшись в ординаторскую, напустилась она на врачей. – Позавчера он шел на поправку, я видела это своими глазами! И вот за какой-то день вы сделали из него овоща. Убийцы в белых халатах!
Ее переместили в процедурную и вкатили сильную дозу феназепама. Катюшка что-то долго бубнила себе под нос, пока через четверть часа бухтенье не сменилось храпом.
В среду вечером состояние Стражнецкого резко ухудшилось. Он потерял сознание, потом опять пришел в себя, но был явно неадекватен. Он не понимал, кто он и где находится, то и дело порывался вскочить с постели, но тут же, обессиленный, падал на простыни. Потом он забылся и начал городить несусветное:
– Коррупционное жулье… Драный фламинго… Дайте зеркало… Это мои миллионы!
– Как неосторожно, – шепнул коллеге врач со значком партии «РВС» на груди.
– Хоть сейчас он может сказать правду, – мрачно пошутил тот.
– А, пусть говорит. Все равно не жилец. Печень почти отвалилась.
К утру четверга Костик впал в кому. Его обвешали датчиками. В палате, помимо Кориковой, постоянно дежурила медсестра.
– Доктор, ведь он был почти здоров! – плакала Алина в кабинете завотделением. – И такое внезапное ухудшение…
– Я говорил вам, что его судьбу решат ближайшие дни. Пятые-шестые сутки – решающие при отравлении пурпуксином. Разрушающее действие токсинов достигает апогея.
– Но есть хоть маленькая вероятность, что он выживет?
– Разве что очень маленькая, – вздохнул доктор. – Я работаю в токсикологии двадцать лет, и на моей памяти после такого отравления выжило лишь пятеро.
Услышав об ухудшении состояния Костика, Рыкова в расстроенных чувствах прикатила к подруге.
– Надеюсь, недомогание Стражнецкого – это не повод, чтобы не явиться на мою свадьбу? – поставила она вопрос ребром.