Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— Лилиана Ар… Арсентьевна, там это… — Егор Николаевич замахал руками, указал на двери, и даже в полумраке его лицо было слишком бледным, испуганным, без налета привычной самоуверенности, — там… Архипычу плохо… хрипит.
Сидит, кренясь.
И мокрота с клекотом выходит розового цвета, а кожа почти синюшная.
На контрасте.
И Лилит оттесняет меня к стене, отмахивается от Егора Николаевича и на остальных двух дедков внимания не обращает.
— Даша, нитроглицерин на посту, верхний ящик, — она приказывает,
… А надо всем еще галочий крик и помертвелого месяца лик совсем ни к чему возник…
Навязчивый стих возникает ни к чему, привязывается… и ингаляционная маска, увлажненного кислорода со спиртом, при оттеке легких.
Фуросемид капать, полярку медленно, снять ЭКГ.
Пульс, давление.
Наблюдать.
И часы на запястье высвечивают зеленым полпятого, когда Архипыч передумывает умирать, соглашается остаться и перестает хрипеть.
Не задыхается в горизонтальном положении.
Он улыбается и Татьяну Сергеевну, как и всех медсестер, с редкостной бравадой именует Афродитой.
— Что, Дарья Владимировна, с боевым крещением? — Лилит из палаты выходит первой, и ее уставшую улыбку я вижу второй раз за сутки.
Но на удивление сил нет.
И даже дрожащие руки не заставляют испугаться. Эта ночь пролетела, слилась во что-то одно длинное и методичное.
Принести, унести, поддержать.
Выполнить.
Не паниковать.
Сегодня ночью, хладнокровно сказала Лилит перепуганному Егору Николаевичу, никто не умрет.
— А… а почему со спиртом?
Наверное, я спросила не о том и не то, потому что Лилиана Арсентьевна удивилась, приподняла брови и, рассматривая меня, ответила:
— В легких пена. Образуется. Этиловый спирт гасит.
Она хотела сказать что-то еще, но телефон в ее кармане разорвался уже знакомой мелодией.
В четвертый раз за эти сумасшедшие часы.
— Да, Марина, я уже иду, — Лилиана Арсентьевна ответила не глядя, ибо все четыре раза ей звонили из приемника.
Там тоже кто-то умирал.
И ждал два с половиной часа на кушетке в коридоре.
Страдал.
— Не хочешь вкусить все прелести дежурства, Дарья Владимировна? — Лилит усмехнулась, и на ее предложение я согласилась.
Вкусила прелести.
И вопли.
Ибо умирала и страдала в ожидании врача два часа мадам от боли в шее. И с кушетки при виде Лилианы Арсентьевны она подорвалась.
— Ты врач?
— Здравствуйте…
— Здравствуйте?! — она перебила, тряхнула воинственно головой. — Да я два часа тут жду, мне плохо! Я умираю, а ты шляешься где-то и чаи попиваешь! Проще сдохнуть, чем помощи от вас дождаться!
— Подождите… — Лилиана Арсентьевна нахмурилась, отступила от бурной жестикуляции.
И я точно слышала, что анализы у умирающей уже должны были взять, и что показаний для госпитализации у скорой не было, но некоторых проще госпитализировать…
— Подождать?!
— Стоп, — Лилит сказала тихо, спокойно.
Но умирающая осеклась.
Скривила губы, но заговорила без намека на эмоции Лилит:
— Для начала я предлагаю вам все же зайти в кабинет, где я вас смогу опросить и осмотреть…
Узнать причины.
И заполнить карту.
Записать, что пациента беспокоят боли в шее, в которой что-то очень хрустнуло после двухчасового разговора по телефону, что был зажат между ухом и плечом.
Возможно, защемило.
И довело почти до смерти.
— Что еще вас беспокоит? — на душещипательный рассказ и трагедию в двух актах Лилиана Арсентьевна не повела даже бровью.
— А этого что, мало?! — Кристина Семеновна двадцати семи лет отроду, как сказали паспортные данные, возмутилась искренне.
— Кристина Семеновна, вы вызвали скорую помощь в два часа ночи из-за боли в шее, которая у вас, к слову, уже прошла. Скорая помощь — это медицинская помощь, которая оказывается гражданам при заболеваниях, несчастных случаях, травмах, отравлениях и других состояниях, требующих срочного медицинского вмешательства. Вы под какую категорию подходите?
— Что?! — она пошла красными пятнами, задохнулась от гнева и вскочила. — Да как ты смеешь?! Ты кто вообще такая, чтобы мне подобное говорить?! Почему вообще позволяешь себе в подобном тоне со мной разговаривать?! Мне плохо было! У меня мама дома сидит и волнуется, звонит и ждет результатов! А вы… вы издеваетесь тут все! А ты что смотришь?!
Кристина Семеновна крутанулась ко мне, и карие глаза полыхнули злостью:
— Коне-е-ечно, вам тута говорить легко, хамить можно, пока сами здоровые и родственнички такие же. Своих-то поди лечите, не отказывается. Я бы посмотрела, как вы забегали да заухмылялись бы, если б кого из ваших родных на скорой привезли!
Привезли.
Понедельник, вторник… Димка в коме уже двое суток.
На два этажа выше и в соседнем корпусе, и Кристину Семеновну я ненавижу до удушья, до дрожи, до высшей точки, о существовании которой я не подозревала.
Не выдерживаю.
Сбегаю, взлетаю на второй этаж терапии и Татьяна Сергеевна, тревожно вглядываясь в мое лицо, отправляет меня спать.
Шестой час утра.
Ровно в шесть скорая разорвала утреннюю тишину мигалками, заставила вздрогнуть и с продавленного дивана в сестринской, путаясь в тонком пледе, скатиться.
И Лилиану Арсентьевна я увидела выходящей из кабинета, она зевала, закрывала дверь не глядя, щурилась сонно и на мой вопросительный взгляд ответила, убирая телефон: