Няня особого назначения
Шрифт:
Поэтому прошу и себе бумагу с мольбертом, а получив — рисую портрет Грэма. Просто карандашом. Такие рисунки у меня всегда получались хорошо, в отличие от тех, где нужно использовать краски. Помню, мой учитель рисования сказал, что у меня плохо получается смешать оттенки и вообще видеть цвета в силу моего сдержанного характера, это он так тактично намекнул о моей болезни. Я согласилась и с тех пор рисовала исключительно простым карандашом. И надо сказать, достигла в этом занятии неплохих результатов. Учитель даже предлагал сделать выставку моих работ, но я вышла замуж и сфера моих интересов сместилась
А сейчас я так увлеклась, что не заметила, как за моей спиной выросли зрители.
— Очень хорошо, — хвалит меня учитель рисования Грэма, худощавый, с одухотворенным лицом мужчина. — Вы где-то учились?
— Да, давно очень. Сейчас как-то вдруг захотелось снова рисовать, — отвечаю, не глядя, не в силах оторвать взгляд от движений карандаша.
— Вам обязательно нужно продолжать, — тут же с волнением говорит господин Тьери. — У вас талант. Я дам вам все для рисования, а вы просто не бросайте, хорошо?
Киваю, сама удивляясь, что мне снова хочется рисовать.
— И вообще не похоже на меня, — сопит возле моего уха Грэм.
— Ну ты же понял, что это ты на рисунке. Значит, чем-то все-таки похоже, — отвечаю, не глядя на мальчика.
Он еще немного мнется у меня за спиной, но потом возвращается к своему рисунку с моим изображением в виде монстра. Какое-то время смотрит на него. А потом снимает с мольберта и, порвав, выбрасывает в урну. Я поспешно прячу улыбку. Кажется, намечается определенное потепление в наших отношениях. Во всяком случае, очень на это надеюсь.
Оказалось, что рисования у нас два урока. Так что портрет я успела закончить. Стараясь не обращать внимания на восторги господина Тьери, преподношу рисунок Грэму.
— Это тебе. Подарок, — говорю.
Молодой король берет лист из моих рук с секундным замешательством.
— Мне? — удивлен.
— А что, по-твоему, я должна с ним сделать, если не дарить тебе? — спрашиваю.
— Не знаю, — дергает плечом. Но свой портрет складывает аккуратно в папку и несет к себе в комнату.
После урока рисования у нас основы законодательства. Нудный предмет, должна сказать. И преподаватель не пытается сделать его интереснее. Едва дожидаюсь конца урока. Уже и гуляю с Дашей по коридору, и меняю ей подгузник, успеваю даже сходить к себе, переодеть маленькую засранку. Бедный Грэм все это время скрупулезно записывает в тетрадь за монотонным голосом учителя.
Обед снова проходит в тишине. Наевшись, укладываю Дашу спать. Грэм что-то тихонько мастерит у себя за столом. Как-то так получается, что я, прикачав дочь, незаметно усыпляю и себя. Просыпаюсь резко, испуганно открыв глаза. Блин! А если бы кто-то зашел. Тот же хмурый дядя-регент? А я тут дрыхну.
Грэм все так же сидит за столом, Даша спит. На цыпочках выхожу в ванную, чтобы умыться и не выглядеть заспанной. Ух ты! Из зеркала на меня смотрит очень интересный… жираф. Коричневые пятна на лице красиво сочетаются с моими голубыми глазами и темно-русыми волосами. Ох и Грэм! Ну и проказник. Хотя… это мне наука, нечего спать на работе.
Ничего, сейчас умоюсь, а потом подумаю, чем ответить веселому шутнику. Начинаю хорошенько, с мылом, вымывать щеки и лоб. И вот тут меня ждет сюрприз. Пятна не отмываются!
— Грэм. А где твоя няня? — доносится до меня знакомый, низкий голос работодателя.
Да что за невезуха такая?!
Мои дорогие, хочу показать вам арт, таким мне видится Грэм. Лапочка-мальчик, но с хитрыми глазами)
Глава 5
Еще немного потерев щеки, понимаю, что это бессмысленно, поэтому натягиваю на губы улыбку и выхожу из ванной.
— Ма-а-ать Тьмы и Хаоса! — прямо при детях выдает нецензурщину вечно взвинченный регент.
— Нет, я — не она, но спасибо, — отвечаю, гордо прошествовав к Даше и подняв ее с пола, где она усердно жевала ножку стула.
— Грэм?! — от громового рычания вздрагивают стекла в рамах.
Прежде чем мой подопечный гордо заявит о своей виновности, судя по тому, как он вздернул подбородок, говорю:
— Рисовал не Грэм, а я сама.
Регент переводит на меня взгляд своих черных, как смола в адском котле глаз, и спрашивает:
— И зачем это вам?
Прозвучало как: «Кто пустил няню с психическими расстройствами к королю?»
— Мы с Его Величеством поспорили, и я проиграла спор. Вот так, — показываю на свое лицо, — выглядит мой проигрыш.
— Насколько я помню, в ваши обязанности не входит поощрять выходки моего племянника.
— Насколько я помню, в договоре ничего подобного не написано, так что я не нарушаю никакие правила.
— Отлично. Значит, я внесу правки, — сообщает мне регент и, бросив еще один хмурый взгляд на племянника, удаляется. Ты смотри какая цаца! Правки он внесет. Вноси, что хочешь, а я не подпишу!
— Вы зачем это… — тут же набрасывается на меня Грэм.
— Что?
— Зачем соврали дяде? Думаете, мне нужна ваша защита? А вот и нет! Я сам могу себя защитить! Так что не лезьте больше со своей жалостью! И вообще! Уходите отсюда! Оставьте меня одного! И ребенка этого… слюнявого заберите! — мальчик швыряет в меня листом бумаги и отворачивается.
— Не надо путать жалость с сочувствием, Грэм. Я просто знаю, что такое быть одинокой. И сочувствую тебе. Доброй ночи.
Поднимаю лист, который в меня бросили, усаживаю дочь в коляску и отправляюсь к себе. Знаю, что у Грэма сейчас вечерняя разминка, что-то типа физкультуры, как я понимаю, потом ужин и затем он будет укладываться спать. Так что, надеюсь, с меня не вычтут бешенные деньги за то, что я ушла чуть раньше, пусть и не по своей воле.
Уже в комнате получаю возможность увидеть рисунок. Мой портрет Красками. Техники, конечно, ребенку еще не хватает. Но буйство цвета и оттенков просто поражает. Особенное внимание Грэм уделил моим глазам. Придал им какой-то удивительно глубокий, сине-голубой цвет и странное, золотистое свечение. Я застыла, открыв рот. Это настолько красиво. Он так тонко чувствует переходы оттенков из одного в другой. Я никогда так не могла и всегда немного завидовала людям с подобным ему глубоким чувством цвета.