Няня в (не)приличную семью
Шрифт:
– А кто ж тебя еще научит-то? Вот ты подбросила осу. Даже не спрашиваю, как ты ее поймала. Понимаешь, укус этого насекомого может быть небезопасен. Если у человека аллергия, он может получить анафилактический шок. И умереть! А смерти нельзя никому желать! – с бабушкиной интонацией повторила я прописную истину.
– Я не подумала. А вот сейчас чего она орет-то? Боюсь, что уволить хочет тебя. Меня же нельзя. К сожалению. А то она еще и раньше б меня уволила.
– Луковка вздохнула и потерлась носом о мое плечо.
Острая жалость обожгла душу. Вот так ребенок должен прижиматься к маме. Получать от нее все, что касается «хорошо» и «плохо». А где она? Если умерла, то почему нигде нет ни одной фотографии? Неужели Вяземский
Но естественно, спрашивать ни у кого я не буду. Это нездоровое любопытство – лезть с такими разговорами.
А крики тем не менее не стихали. В этом Илоне можно позавидовать – у нее словно мощная батарейка внутри установлена. И когда нет Вяземского дома, она может орать очень долго. Сейчас, похоже, и его присутствие не мешало истерить.
– Ну давай уже посмотрим, - поторопила меня Луковка, снедаемая желанием узнать, что же случилось с ее потенциальной мачехой.
Я накинула свой старенький халат поверх пижамы, и мы спустились вниз, где растрепанная Илона выговаривала Вяземскому.
Увидев нас, она ткнула своим ярко-красным ястребиным когтем в мою сторону и взвизгнула.
– Это она! Больше некому!
– Мария, это ваших рук дело? – ледяным тоном спросил Царь-батюшка.
– Простите? – я непонимающе улыбнулась и заметила, что глаза Илоны были красными, как у гигантского кролика- альбиноса. Да и само лицо было похоже на помидор.
– Она еще прикидывается?! – Илона ринулась на меня, как танк, и замахнулась, чтоб ударить, пока я стояла столбом от непонятного обвинения. Спасибо, Вяземский перехватил ее руку и объяснил суть претензии.
– Кто-то натер полотенца Илоны Эдуардовны жгучим перцем. А поскольку она любит разноцветные, то и не заметила. Вытерлась. Теперь вот…
Он развел руками.
И смех и грех…Я потрясла головой, пытаясь согнать с лица неподходящую к случаю ехидную улыбку.
– Прохор Андреевич? Вы серьезно думаете, что я способна на такое?
– Вы же обижаетесь на нее? А женщины способны на многое, если их обидеть, - он флегматично пожал плечами, при этом не спуская с меня пронизывающего взгляда.
– Ну знаете ли, если каждый будет жить по принципу «око за око», то в мире и зрячих людей не останется.
– Какие мудрые речи в столь юном возрасте, - Вяземский, кажется, начал откровенно глумиться.
– Это не мои речи. Их приписывают многим философам, - пытаясь сохранять спокойствие, ответила я.
А он не сводил с меня испытывающего взгляда, вызывая противоположные эмоции. Хотя противоположные – это две. На разных полюсах. У меня же этих эмоций был букет и маленькая бутоньерка в придачу. С одной стороны, он жутко бесил своей барственной небрежностью. С другой, будил во мне зверя, который, невзирая на правила поведения прислуги, рвался поставить его на место или еще лучше выбесить, заставить выйти из себя. А еще мне жутко не хотелось выглядеть в его глазах глупой. Но почему-то это у меня получается лучше всего.
До сих пор уши начинают полыхать, как вспомню наш ужин в ресторане, когда я пыталась изображать невесту Демида.
Позволив мне увлечься мороженым и чуть расслабиться, он неожиданно спросил в лоб.
– Ну если вы девушка моего брата, то определенно знаете, где у него родимое пятно. Так ведь?
Я бросила испуганный взгляд на Демида, потом непроизвольно на Вяземского, и он все понял.
Нет, ну какие дураки! Бизнесмены, с умением просчитывать все ходы! Да их и в монополию детсадовец обыграет! Как они могли не предупредить меня об «особых приметах»?
– Прохор, зачем ты смущаешь Машу? Мы с ней еще не спали, если ты об этом, - тут уж Демид был убедителен, так как говорил чистую правду. Однако это был прощальный взмах белым платочком вслед уходящему поезду.
– А Маша не смущается, она думает, что ты клинический идиот, раз не подумал о таких важных моментах.
– Ну так у меня
Собрав остатки самообладания, я выдавила из себя:
– Спасибо, мороженое было очень вкусным. И мне пора.
И вот сейчас от этих глупых обвинений мне стало не по себе. Неужели он и вправду думает обо мне так? Ну конечно, если раз поймал меня на лжи, так теперь всех собак может на меня вешать!
Теперь я должна доказывать, что я не верблюд! Но вот как?! Если Илона будет и дальше настаивать, что это я, значит, меня выгонят. Но унизительно оправдываться и заверять всех, что это не я, вообще не хотелось. Или они ждут, что я, в лучших русских традициях, упаду в ноги и начну причитать: «Прости, царь-батюшка! Не погуби! Не виноватая я»
Черт, это, кажется, уже из другой оперы…
– Прохор, ты собираешься что-то предпринять? А завтра она мне соляной кислоты в лосьон нальет? Ты этого ждешь? – Илона уже чуть не топала ногами, требуя моей крови. А мне ее идея прямо понравилась. Конечно, не серной кислоты. Но какой-нибудь плохо смываемой краски было бы неплохо…
Очевидно, эта шкодливая мысль отразилась на моем лице таким же выражением, и Вяземский это заметил. Его бровь удивленно изогнулась, и создалась иллюзия какого-то тайного единения. Будто мы союзники.
Но Вяземский есть Вяземский.
– Илона, конечно, собираюсь.
Глава 11
И не только с этим разобраться.
– Здрасьте, - раздалось за спиной. Герасим сегодня явился на "службу" раньше времени.
– А чё это у вас тут за собрание? Пацан хоть и понимал, что его привычное окружение и общество - это совершенно разные эко-системы и в обычной жизни у него нет шанса заглянуть даже в щёлочку в быт обеспеченной семьи, но никак это понимание не проявлял. Он не панибратствовал, но и особого пиетета не выказывал. И это мне нравилось. Такой современный Гекльберри Финн. Ну посмотрим.
– Да вот, няню вашу увольняем, - бросил я гранату в колодец. Маша-Ромашина коротко вдохнула и наделила меня таким взглядом, что если бы я был бумажным, то уже полыхал бы вовсю синим пламенем. Она закусила нижнюю губу, очевидно, чтоб не расплакаться, торопливо погладила Лушу по голове и шепотом на ухо сказала: - Луковка! Ты лучший ребенок на свете. Не верь, если кто-то скажет другое. Потом самообладание ее покинуло , и она ринулась наверх. Наверно, собирать вещи.
– Мария!
– придав голосу железа, окликнул ее.
– Я вас не отпускал.
– Да идите вы к черту, барин!
– выкрикнула она и не остановилась. Пришлось сделать вид, что зачесался глаз, чтобы скрыть усмешку. Конечно, посыл к черту я б никому не спустил, тем более прилюдный. Но ее "барин" меня не просто обезоружило. Оно пробудило какой- то пацанячий драйв. Захотелось догнать ее, сгрести в охапку и торжествующе заорать: "Ага! Попалась!" Картинка была настолько маняще привлекательной, что я вынужден был тряхнуть головой, чтоб отогнать видение. Черт знает что это такое в голову лезет... Помогла и Луша.
– Маша, я с тобой!
– взвизгнула она и поскакала вдогонку.
– А чем она провинилась? Мы с Луковкой ее слушаемся, учим все, - сосредоточенно разглядывая свои видавшие виды кроссовки, пробормотал Герасим.
– Есть другие прегрешения. Она натерла перцем полотенца Илоны Эдуардовны. Герасим задышал, как паровоз, переминаясь с ноги на ногу.
– Это не она, - он наконец выдавил из себя то, что я и так знал.
– Ты владеешь какими-то тайными знаниями?
– Владею. Потенциальный хулиган, который уже настроился было на тюремную карьеру, неожиданно покраснел.
– Ну пойдем, расскажешь,- усмехнулся я.
– Я тоже имею право знать!
– Илона воинственно задрала подбородок и двинулась к моему кабинету, чтоб принять участие в дознании.
– Идите, догоню.