Нынче в порфире…
Шрифт:
Когда я платил по счету, у меня уже созрела теория. Мало того, я даже прикинул возможности косвенно ее проверить. Воображаю, какую мину скорчит Веспер Юнсон, если мои предположения подтвердятся.
Я двинулся обратно, опять через Королевский парк, и замедлил шаги, только когда в поле зрения появился магазин «Библиотексбукхандельн». В понедельник, самое позднее в четверть шестого вечера, Свен Лесслер, по моим расчетам, вышел из книжного. Без четверти шесть он был в галстучной лавочке. Пешком от одного магазина до другого максимум минуты три. Чем
Согласно намеченному плану я зашел в ближайший цветочный магазин. Увы, результат был отрицательный. Чуть дальше по улице — еще один цветочный. И опять неудача. В районе Библиотексгатан и Норрмальмсторг отыскалось сразу четыре цветочных магазина. Но и там одни лишь вопрошающие взгляды и отрицательные жесты.
Я забрел аж на Норрландсгатан и уже хотел махнуть рукой на свою затею, как вдруг углядел скромный цветочный магазинчик, безжалостно втиснутый между огромной кондитерской и еще более огромной почтовой конторой. Я машинально нырнул в цветы и листья и скороговоркой изложил свое дело.
— Нет, надо же! — воскликнула продавщица, очень живая маленькая толстушка в черной атласной юбке и стоптанных туфлях.— Я как раз стою и думаю: отсылать заказ или нет. Нынче утром я видела его фотографию в газете. Вот ведь ужас-то!
— Значит, букет нужно отослать именно сегодня? — спросил я.
— Да, сегодня. Чтобы ровно в три он был у адресата. Господин Лесслер специально доплатил. И вот что хуже всего: мальчик-курьер, как нарочно, захворал, и послать некого.
Я взглянул на часы. Без четверти три.
— Ну, этому горю легко помочь. Где у вас букет? Мне все равно надо туда.
— Какая удача! — Она исчезла в подсобке и вернулась с роскошной охапкой белых роз.— Прелесть, верно? Двадцать две штуки! Адрес вот здесь, на бумажке. Надеюсь, сударь, вы доставите их в целости и сохранности.
— Буду беречь как зеницу ока,— заверил я.
Адресат жил далеко, в Эстермальме. Тесный скрипучий лифт медленно поднял меня на четвертый этаж. Сумрачная площадка, две двери. На одной матовая латунная табличка — «Фон Берштайн», а над нею приколота визитная карточка: «Ева Калленберг». Я позвонил.
Послышались тихие шаги, дверь приоткрылась, выглянуло морщинистое лицо.
— Кого вам?
— Фрекен Калленберг. Я принес ей цветы.
У фрекен Калленберг посетители,— холодно сказала старуха.
— Я только передам, и все, я сам тороплюсь,— объяснил я и, прежде чем она успела мне помешать, вошел в темную переднюю.
— Фрекен Калленберг в этой комнате? — спросил я, показывая на дверь, за которой слышались голоса.
Старуха смотрела на меня и молчала. А я отворил дверь и остановился на пороге скромно обставленной комнаты. В тени под пальмой стояло фортепиано, за столом посредине комнаты сидела молоденькая девушка, черноволосая, кареглазая. Я видел ее профиль, она разговаривала с кем-то, закрытым от меня дверью.
— Нет,— сказала она со слезами в голосе.— Этим летом мы
СОРОК ТРЕТИЙ, А НЕ СОРОК ПЕРВЫЙ!
Она повернулась в мою сторону, широкие угольно-черные брови чуть приподнялись.
— Фрекен Калленберг?
Девушка слегка наклонила голову и встала. Невысокая, стройная, одета в спортивном стиле. Свежий загар делал ее совсем похожей на южанку. Мы встретились на полдороге.
— Прошу вас,— сказал я, протягивая ей запакованный букет.— Это из цветочного магазина.
Она взяла цветы, а сама неотрывно смотрела на меня. Глаза были большие, испуганно-вопрошающие. Я хотел объяснить, что да как, но тут обнаружил, с кем она только что разговаривала.
С Веспером Юнсоном!
Он сидел на стуле в другом конце комнаты и теперь быстро шагнул ко мне. За ним маячила солидная фигура старшего полицейского.
— Можно вас на минутку? — Тон был резкий.
Я послушно вышел за ним в переднюю.
— Что это значит? — сердито воскликнул он.
Еще не оправившись от изумления, я переспросил:
— Как «что значит»?
Он неодобрительно смотрел на меня.
— По-вашему, здесь уместно такое фиглярство?
Я взял себя в руки.
— Не мешало бы вам для начала узнать, что к чему, а потом можете возмущаться.
И я коротко объяснил, как вышло, что я явился сюда с букетом роз.
Его раздражение тотчас улеглось.
— Гм. Подождите пока здесь.
Он вернулся в комнату к девушке, а через несколько минут вышел в сопровождении старшего полицейского.
— Может, заедете ненадолго в полицейское управление?
— All right,— холодно сказал я.
По дороге на Кунгсхольмен маленький полицейский начальник задумчиво поглаживал усы. Не было сказано ни слова.
Когда мы поднялись к нему в кабинет, Веспер Юнсон тщательно закрыл за собой дверь и характерной развалистой походкой прошел к письменному столу.
— Выкладывайте,— сказал он, торопливо закуривая сигарету.— Все, от начала и до конца.
— Что именно? — нехотя сказал я.
— Про свои последние детективные успехи. Нет, я серьезно. Я в самом деле приятно удивлен. Как вы додумались спрашивать по цветочным магазинам?
— Очень просто,— ответил я почему-то вдруг с наигранной скромностью.— Смекнул, что Свен Лесслер явно не случайно записался к врачу и тут же купил книгу по музыке. Как-то это связано. Он хотел подлечить уши, чтобы лучше слышать музыку.
Веспер Юнсон кивнул.
— Отлично,— пробормотал он,— отлично.
— Но Свен Лесслер был совершенно немузыкален,— продолжил я.— Откуда же это внезапное увлечение? Искренний интерес к музыке вот так вдруг не просыпается, ни после пятидесяти, ни раньше. Единственное логическое объяснение — он интересовался музыкой, чтобы понравиться кому-то, кто сам очень любит музыку и кем он, Свен Лесслер, весьма дорожит.