Ныне и присно
Шрифт:
«Тех ли вообще лупцуем? Не басурмане по тротуару за людьми гонялись, и не они водителей на дороге «стригут»… хотя нерусей в криминале тоже более чем… Надо бы по-другому агнцев от козлищ отделять…»
— Здесь останови, дальше я пешком, — опомнился он, когда машина едва не проехала мимо знакомого дома.
Нияз подрулил к обочине, заглушил мотор. Молча. Шабанов тоже не знал, что нужно сказать — предлагать деньги казалось глупым, поблагодарить и уйти? Как же тогда побратимство? Вот же незадача… С другой
— Диляра через две недели замуж выходит, — неожиданно улыбнувшись сказал Нияз. — Без побратима какая свадьба? Обязательно тебя ждать буду. Самый почетный гость! Восемнадцатого числа в три часа дня роспись. Не придешь — свадьбу отменю, так и знай! Ты же не хочешь, чтобы Диляра плакала?
Успевшая намерзнуть в душе льдина мгновенно растаяла.
— Не хочу, — искренне ответил Шабанов. — Гурии плакать не должны. Никогда!
Ниязи протянул руку, широкая мозолистая ладонь еще помнила басовое гудение натянутых траловых тросов.
— И не только на свадьбу, — добавил он. — Заходи, когда хочешь: мой дом — твой дом!
Тимша внимательно посмотрел на открыто улыбающегося Нияза — сияет давешним кофейником. В следующий миг Тимша почувствовал, как неудержимо раздвигаются в улыбке его собственные губы. Словно и впрямь нашелся давно потерянный брат.
— Я приду. Обязательно приду! — пообещал он.
Давно захлопнулась автомобильная дверца, габаритные огни «пятерки» затерялись в сонме собратьев, а Тимша все стоял у обочины, поражаясь странности жизненных поворотов.
Ветер, как дворовый щен тряпку, приволок снежный заряд. Противоположный тротуар скрылся за густой мутной пеленой. Свет автомобильных фар бесследно растворялся в непроглядной мгле. Машины буксовали, надрывно ревели моторы, издалека донесся грубый хлопок столкновения… Тьма и сумятица…
«Точь в точь, как в моей башке… — иронично усмехнулся Тимша. Холодная четкость решений осталась у колес бандитского джипа. — Казалось, все беды от чужаков. Уйдут басурмане благодать настанет. Теперь думаешь, настанет ли?»
Череда автомобильных огней на миг иссякла. Тимша метнулся через дорогу. В спину скандально рявкнул клаксон. Шабанов не услышал.
«Кого теперь виноватить? Из кого душу вынимать?»
Узкий полузанесенный снегом проход меж домами, с трудом угадываемая тропинка… Знакомый подъезд неохотно проявился в снежной круговерти. Словно одолжение сделал. Притянутая тугой пружиной дверь сердито грюкнула за спиной, отрезав разбушевавшуюся природу. Батареи старательно гнали тепло, тусклая сороковаттная лампочка освещала пошарпанные стены, неистребимо воняло мочой и протухшими отбросами.
Тимша обстучал налипший на ботинки снег, неуверенно посмотрел на дверь
«Не в басурманах дело… и даже не в ухарях обнаглевших. Ухари во все времена были, да с ними справлялись — кого в «холодную» иль под батоги — ума вложить. Самых буйных — на дальние рубежи, пусть татям удаль выказывают!»
Шабанов остановился на площадке между вторым и третьим этажами, оперся на узкий новостроечный подоконник. Нестерпимо потянуло закурить — серегино наследство…
Неожиданно вспомнилась обосновавшаяся в Кузомени семья Верманнов — глава откуда-то из неметчины, жена его наполовину русская, наполовину татарка, а сын, с которым на пару в зуйках ходил, со звериной лютью в драку бросался, если за волосы черные да глаза раскосые басурманином звали. Опять же карелы — те в русские не стремились, а каянь да шведов били наравне с поморами. Если не круче. Веками с русскими бок о бок! В Кеми и вовсе: не сразу и поймешь, к кому в гости попал — одинаково, как своего, приветят. Про лопарей и речи нет — сплошная родня!
«Не в нации дело… не в цвете глаз да форме носа…» Шабанов отолкнулся от подоконника, побрел дальше.
«С Игорем потолковать… Должен понять, что не так и не с теми воюем. Враг тот, кто под себя гребет, а об людей ноги вытереть норовит. Какого бы роду ни был — да хоть самый что ни есть русопятый!»
Запала хватило на пару этажей. Тимша скривился, как от зубной боли. В голове ехидно звучал возможный ответ скинхеда: «Как одних от других отделять будешь? Черепушки вскрывать и внутрь заглядывать? Или по-ментовски дела заводить? Проверки устраивать?»
Шабанов остановился. «Куда лезу? — кольнула болезненная мысль. — Умней меня люди голову ломали, как Русь обустроить. И что? Ни хрена! А я походя разобраться решил?»
Этажом выше хлопнула дверь, на площадку вышел лысоватый дородный мужик, колючий взгляд уперся в застывшего у перил Тимшу.
— Ищешь кого? — с деланой ленцой спросил детина.
Мощная, как у молотобойца, рука тряхнула спрятавшуюся в чугунном кулаке пачку сигарет, со щелчком вспыхнул огонек. Мужик окутался облаком табачного дыма.
«Умную мысль ищу!» — подумал Тимша, вслух же сказал иное:
— Закурить бы…
Мужик хмыкнул, выбил из пачки еще одну сигарету, в тимшину ладонь ткнулась простенькая одноразовая зажигалка.
Тимша прикурил, вернув зажигалку пошел дальше. Мужик смотрел вслед. Интерес во взгляде быстро затухал — на бомжа или вора парень не походил, а остальное жильца не волновало. Хочется человеку пешком идти — его дело.
До квартиры Игоря осталось три пролета. Шабанов снова остановился, с губ сорвалось тихое ругательство.