Ныне и присно
Шрифт:
Собственно, и оклик на финском он принял сначала за отголоски ушедших в прошлое кошмаров… повторный крик и пронзительный свист развеяли сомнения. Сергей настороженно высунулся из-под мехового полога — от правого берега наперерез бежали двое финнов. Бежали, побросав у широкой проруби норила, [32] пешни, сети — нехитрое снаряжение для подледного лова. Подбитые неизменным камусом лыжи оставляли на снегу наполненные прозрачно-бирюзовой тенью следы.
«Бонды. Не воины, обычные
32
Норило — доска для проталкивания сети подо льдом.
Бородатым увальням не терпелось вызнать у проезжего лопаря последние новости о творящемся в мире — недаром же лопарь от Vesala едет, должен что-то знать! Никаких агрессивных намерений… пока.
«Удирать смысла нет — наверняка погоню вышлют. И разговора не получится — как там лопарь говорил? — vanhanvihan, застарелая злоба… Драться надо.»
Пристальный взгляд обшарил бегущих — из всего оружия у финнов — неизменные puukko на поясах. Да и зачем оно вышедшим половить рыбки бондам?..
«Ладно, хоть так…»
Бежавший впереди ухитрился подпрыгнуть, радостно махнуть рукой.
«Щ-щенок!» Шабанов досадливо сплюнул.
Важенка остановилась не дожидаясь команды. Сергей вылез из кережи. Заныли онемевшие от долгого сидения мышцы.
«А и правда…» Шабанов согнулся, болезненно застонал. «Может, побоятся с больным общаться?»
Надежда вспыхнула и угасла — финны даже не сбавили темпа. Один из них что-то крикнул на бегу. Встревожено-участливое. «Небось, помощь предлагает!» — сообразил Шабанов и расчетливо нетвердой походкой двинулся навстречу. Выданное Матулом копьецо жгло пальцы, нож лег вдоль предплечья, прячась от глаз финна.
Крепкая рука бонда подхватила готового упасть лопаря. Финн еще успел что-то спросить… перед тем, как нож превратил слова в бессмысленный клокочущий хрип.
Второй затормозил. Из-под лыж в лицо Сергею веером брызнул снег. Рука взметнулась к глазам…
— Мать твою! — успел выругаться Шабанов.
Сопровождаемый яростным ревом удар сбил с ног. Копьецо отлетело, нож затерялся в снегу.
— Percele venelein'! /Проклятый русс!(финнск.)/
Острый носок обшитого жесткой тюленьей кожей сапога-пьекса врезался в печень. Неистовая боль огненной волной прокатилась по телу. Сергея отбросило. Он перекатился на живот, пробовал встать… От второго удара затрещали ребра. Громко — чудилось, будто эхо отразилось от дальнего берега, вернулось… чтобы слиться с очередным пинком.
Хрип тонет в кровавой рвоте. Над головой злорадно скалится чухонец. «Хоть бы в харю напоследок плюнуть…»
Шабанов тщится сфокусировать зрение…
— Katzos? Mix katzos?! /Смотришь? Зачем смотришь?! (финнск.)/
Бонд наклонился. Грязные с обломанными ногтями пальцы
Забыто висящий на поясе финна puukko качнулся вперед, мазнул рукоятью по серегиной кисти…
Клинок мягко покинул ножны — узкий, чуть длиннее ладони — любовно отточенная смерть.
Раскоряченные пальцы замерли в десятке сантиметров от серегиных глаз. Бонд икнул, словно подавился брагой… смертный хмель подкосил ноги, заставил опуститься на колени рядом с обессиленно лежащим Шабановым. Искаженное болью лицо финна запрокинулось к небу, шапка свалилась с головы, обнажились тронутые сединой волосы… Сергей дернул puukko, клинок брызнул кровавыми сгустками. Бонд упал. Навзничь.
Несколько минут Шабанов копил силы, затем пополз к кереже. Левая рука не слушалась, при каждом движении в боку что-то хрустело, по ребрам стегало раскаленным прутом.
— Ничо… в кереже отлежусь… олешки вывезут… Копьецо бы найти — какой-никакой, а хорей. Как без него оленями управлять?
Чтобы отыскать копье пришлось ползти мимо подбежавшего первым. Молодой воин еще жил, еще смотрел на убийцу…
«За что?» — читалось в тускнеющем взгляде.
— А как иначе? — прохрипел Шабанов.
При первых же звуках русской речи немой вопрос в глазах финна сменился лютой ненавистью. «Vanhanvihan…»
Финн вздрогнул и застыл. Над посиневшими губами рассеялось облачко тумана…
«Надо бы трупы в прорубь перетаскать…» — мысль колыхнулась дохлой медузой, тусклая, отстраненно-чужая. «Надо бы… да как? Сам рядом помру…»
Шабанов прополз мимо. Холодный взгляд стекленеющих глаз царапал спину.
«Чего зацепило-то? Не первый мною убитый. Пора бы и привыкнуть…» — несмотря на застывшую в глазах бонда ненависть, парня было жалко. Вспомнился по-щенячьи восторженный прыжок, улыбка на пухлых, как у ребенка, губах…
«Не в бою, не сгоряча — холодно и расчетливо… Не было выбора-то, не было».
Копье лежало в двух шагах от трупа. Шабанов воткнул острие в снег, тяжко поднялся, навалившись на древко, как на посох. Мир крутанулся перед глазами… остановился.
— То-то! — строго заметил ему Шабанов.
По-стариковски медленно, он заковылял к пугливо застывшим оленям. Слабость мотала из стороны в сторону.
«До вечера рыбаков не хватятся, — пришла мысль, — а потом будут завтрашнего света ждать… сутки пройдут, все следы заметет…»
Сергей неловко, со стоном втиснулся в кережу. Копье шлепнуло по оленьей спине. Важенка вскинулась и, далеко обходя убитых, понеслась на восток.
Небо очистилось. Холодные полотнища северного сияния заливали тундру мертвенным светом. Шабанов кутался в оленьи шкуры, мороз доставал и там.
Слабость не отпускала. Слишком много испытаний для неполных восемнадцати лет. Слишком много боли.
Сергей едва не пропустил поворот, но ворвавшийся под меховой полог северный ветер сумел ненадолго вернуть к жизни.