Нюренберг предостерегает
Шрифт:
Регламент также предусматривал, что «свидетели, пока они не дают показания, не должны присутствовать в зале суда» (правило 6-е, пункт «b»).
Был установлен порядок допроса свидетелей: сперва допрашиваются свидетели обвинения, а потом свидетели защиты (пункт «е» статьи 24 устава).
Свидетели делились на две категории: вызванные обвинителем и вызванные защитой.
Обычно свидетели защиты были соучастниками преступлений главных военных преступников. Они лезли из кожи вон, чтобы оправдать выродков, возомнивших себя сверхчеловеками, которым позволено переступать человеческие понятия
О свидетелях защиты в своей заключительной речи главный обвинитель от СССР говорил: «О какой объективности и достоверности показаний таких свидетелей защиты можно говорить, если невиновность подсудимого Функа должен был подтвердить его заместитель и соучастник, член СС с 1931 года Хойлер, имеющий чин груп-пенфюрера СС, если в пользу Зейсс-Инкварта был призван преступник Рейнер — член фашистской партии с 1930 года, гауляйтер Зальцбурга? Эти так называемые «свидетели» приходили сюда для того, чтобы, совершив клятвопреступление, попытаться выгородить своих бывших хозяев и сохранить свою собственную жизнь».
Перед тем как давать показания, свидетель должен быть приведен к присяге по той форме, которая существовала в его стране. Свидетели, признававшие религиозную присягу, обычно принимали ее в такой форме: «Клянусь Богом всемогущим и всеведущим, что я буду говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Да поможет мне Бог».
Казус произошел, когда собирался давать свидетельские показания священнослужитель, которого представило обвинение Советского Союза — протоиерей Николай Ломакин. Лорд-судья Лоуренс говорит свидетелю, чтобы он повторял за ним слова присяги. Свидетель молчит. Лоуренс обращается к Р. А. Руденко с вопросом: «Почему он молчит?!»
— Ваша честь, а вы его спросите!
— Почему вы не повторяете за мной слова присяги? — спрашивает председатель трибунала.
На что священник ему отвечает:
— Много лет тому назад, когда меня посвящали в служение Всевышнему, я поклялся ему говорить правду и только правду. И он мне до сих пор верит. Поэтому мне нет необходимости клясться еще раз.
Суд, посовещавшись на месте, разрешил священнослужителю давать свидетельские показания без присяги.
Граждане СССР, вызванные в качестве свидетелей, перед дачей показаний торжественно сообщали: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом высокого суда говорить все, что мне известно по данному делу, и ничего не прибавить и не утаить».
Бесспорно, что на Нюрнбергском процессе многие свидетельские показания представляли ценность непосредственного и живого слова о событиях большого политического масштаба и конкретных фактах военных преступлений и преступлений против человечества. Именно такими были показания академика Орбели и протоиерея Ломакина о зверствах гитлеровцев в Ленинграде и Ленинградской области; Ройзмана и Шмаглевской — о чудовищных злодеяниях в лагерях истребления — в Треблинке и Освенциме; Мари Клод Ва-йян Кутюрье — об истреблении тысяч людей в Равенсбрюке. Об этом говорили и другие свидетели обвинения.
***
Из допроса свидетеля С. Ройзмана
Стенограмма заседания Международного военного
Смирнов: ...Я прошу суд о вызове одного из свидетелей. Этот свидетель представляет интерес уже потому, что это, собственно, человек «с того света», ибо дорога в Треблинку называлась немецкими палачами «дорогой на небо». Я говорю о свидетеле Ройзмане, польском гражданине, и прошу разрешения вызвать его в качестве свидетеля и допросить ... (Вводят свидетеля, он повторяет за председателем слова присяги).
Смирнов: Я прошу вас описать трибуналу, что представляет собой этот лагерь.
Ройзман: Ежедневно туда приходили транспорты, по 3, 4, 5 поездов, наполненных исключительно евреями из Чехословакии, Германии, Греции и Польши. Немедленно после прибытия все люди в течение пяти минут выводились из поездов и должны были стоя ждать. Все те, кто покидал поезда, немедленно разделялись на группы: мужчины отдельно, женщины и дети тоже отдельно. Все должны были немедленно раздеваться донага, причем эта процедура проходила под нагайками немцев. Рабочие, которые там прислуживали, немедленно брали всю одежду и несли ее в бараки. Таким образом, люди голыми должны были проходить через улицу до газовых камер.
Смирнов: Я прошу вас сообщить суду, как называлась немцами эта дорога до газовых камер.
Ройзман: Эта улица называлась «дорога на небо».
Смирнов: Скажите мне, пожалуйста, сколько времени жил человек, попадавший в Треблинский лагерь?
Ройзман: Вся процедура — раздевание и путь в газовую камеру
— продолжалась для мужчин 8-10 минут, для женщин — 15 минут. Для женщин 15 минут потому, что до того, как они шли в газовую камеру, им стригли волосы.
Смирнов: Зачем им стригли волосы?
Ройзман: По идее «господ», эти волосы должны были служить для изготовления матрацев.
Смирнов: Скажите, пожалуйста, какой вид имела станция Треб-линка?
Ройзман: Вначале не было никаких надписей на станции. Но через несколько месяцев заместитель начальника лагеря Франц Курт устроил первоклассную железнодорожную станцию с надписями. На бараках, где находилась одежда, были надписи: «буфет», «касса», «телеграф», «телефон» и т. д. Было даже печатное расписание прихода и ухода поездов на Гродно, Сувалки, Вену, Берлин.
Смирнов: Правильно ли я вас понял, что на станции Треблинка был устроен бутафорский вокзал с объявлениями о расписании поездов, с указаниями отправления поездов с платформы якобы на станцию Сувалки?
Ройзман: Когда люди выходили из поездов, у них действительно создавалось впечатление, что они находятся на хорошей станции, от которой путь идет в Сувалки, Гродно, Вену и т. д.
Смирнов: А что дальше происходило с людьми?