Нюрнбергский дневник

Гилберт Густав Марк

Закончив прием пищи, ко мне подошел Геринг. Я в тот момент зачитывал нескольким обвиняемым вслух выдержки из газеты. Геринг заглянул мне через плечо. И тут же начал рассказывать шутливые истории, свидетельствующие о его непочтительном отношении к психиатрам. Остальные обвиняемые отошли, чтобы у меня не создалось впечатления, что и они разделяют специфический юмор Геринга. А Геринг проявил повышенный интерес к новостям.

Послеобеденное заседание.

Мистер Гриффит-Джоунс (Великобритания) предъявил обвинение Гессу. Именно Гессу, и никому другому, Гитлер продиктовал свой «Майн кампф» во время своего пребывания в 1924 году в ландсбергской тюрьме. Впоследствии Гесс занял должность заместителя фюрера — одну из самых влиятельных в Рейхе.

Он подписывал распоряжения о преследовании евреев и церкви, поддерживал ремилитаризацию Германии, с помощью зарубежных филиалов создавал пятую колонну за границей, участвовал в разработке планов агрессивного нападения на Чехию и Польшу. 10 мая 1941 года он вылетел в Англию для заключения мира на условиях нацистов. «В качестве причины (этого визита) он привел… то, что ему претила мысль о затяжной войне, что Англии войны не выиграть, что лучше сейчас заключить мир. Гесс утверждал, что у фюрера нет намерений нападать на Англию, что он не рвался и к мировому господству, и что крушение Британской империи он воспринял бы с великим сожалением». Гесс стремился обеспечить британцам благоприятный выход из войны при условии, что у Германии были развязаны руки в Европе и против России, но за это они непременно должны отправить в отставку Черчилля.

Остальных обвиняемых этот наивно-высокомерный жест Гесса, имевший целью навязать на подобных условиях мир, или развеселил, или устыдил. Во время допроса Гесса Геринг неоднократно задавал ему вопросы, среди прочего поинтересовавшись, на самом ли деле тот говорил все это. Гесс утвердительно кивнул.

После завершения допроса Гесса Геринг уже не смог сдерживать свое возмущение тем, что Гесс позволил себе совать нос в дела дипломатов. Он ядовито выразил свое признание его заслуг и поздравил за его продиктованный честностью шаг. После того как обвиняемых отправили на лифте на первый этаж, остальные обвиняемые высказали свое мнение. Папен, Нейрат, Фриче, Шахт и Функ размахивали руками — так возмутила их «эта глупость… эта детская наивность… И его Гитлер называл политическим фюрером Германии…»

Все, кроме Шахта, верили, что не Гитлер отправил Гесса с этой миссией в Англию и что этот театральный и безответственный поступок был от начала и до конца инициативой самого Гесса. Фриче упомянул тогда высказывание Удета о том, что машину «Ме-110» вообще нельзя было посадить при таких условиях в Англии, и что Гесс, скорее всего, шлепнулся в воды Ла-Манша.

— Да, — сухо заметил Функ, — безумных, пьяниц и тупиц благосклонно охраняет Господь!

К какой именно группе относился Гесс, он, однако, уточнять не стал.

— Но если уж говорить серьезно, ничего смешного в этом нет — это позор! Лишнее доказательство того, какие безответственные люди стояли во главе Германии. Есть точка, когда смешное перестает быть таковым, становясь позором.

Тюрьма. Вечер

Камера Папена. Папен вновь повторил свои слова о неумном жесте Гесса, решившегося на эту миссию, и едко высмеял подобную «дипломатию». Как и Геринг, Папен клялся, что сумел бы в мгновение ока установить контакт с англичанами через нейтральную державу, если бы действительно имелся предмет переговоров. Если суммировать мнение Папена, то оно свелось к следующему — куда не отваживаются ангелы, туда лезут дурни. Это относилось к дурню по фамилии Риббентроп.

Советское обвинение

8 февраля. Вступительное слово

Геринг выглядел чрезвычайно подавленным после того, как я проинформировал его, что сегодня впервые за несколько недель зал судебных заседаний переполнен, что, скорее всего, вызвано предстоящим вступительным словом советского главного обвинителя генерала Руденко.

— Да, уж всем не терпится увидеть спектакль, — презрительно ответил Геринг. — Вот увидите, лет через 15 этот процесс объявят позорным!

Утреннее заседание.

Генерал Руденко приступил к зачтению обвинительного заключения советской делегации, начав со страстного осуждения фашистских агрессоров: «Подсудимые знали, что циничное глумление над законами и обычаями войны является тягчайшим преступлением, знали, но надеялись, что тотальная война, обеспечив победу, принесет

безнаказанность. Победа не пришла по стопам злодеяний. Пришла полная безоговорочная капитуляция Германии. Пришел час сурового ответа за все совершенные злодеяния…

Когда цветущие области превращались в зоны пустыни и кровью казненных пропитывалась земля, то это было делом их рук, их организации, их подстрекательства, их руководства. И от того, что в эти злодеяния были вовлечены массы немцев, что прежде чем натравливать своры собак и палачей на миллионы невинных, подсудимые годами отравляли совесть и разум целого поколения немцев, воспитывая в них чванство «избранных», мораль людоедов и алчность грабителей, стала ли вина гитлеровских заговорщиков слабее или меньше?…

Целью преступного заговора являлось установление разбойничьего «нового порядка» в Европе. Этот «новый порядок» представлял собою террористический режим, при помощи которого в захваченных гитлеровцами странах были уничтожены все демократические учреждения и гражданские права населения, а самые эти страны хищнически эксплуатировались и подвергались разграблению. Население этих стран, и в первую очередь славянских стран, особенно русские, украинцы, белоруссы, поляки, чехи, сербы, словены, евреи, подвергались беспощадным преследованиям и массовому физическому уничтожению.

Осуществить эти планы заговорщикам не удалось. Мужественная борьба народов демократических стран во главе с коалицией трех великих держав — Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании — привела к освобождению европейских стран от гитлеровского гнета. Победа советских армий и армий союзников разрушила преступные планы фашистских заговорщиков и освободила народы Европы от страшной угрозы господства гитлеризма…»

Обеденный перерыв. Когда стал выступать Руденко, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники, заявив таким образом, что эту речь и слушать не стоит. Когда я спросил у Геринга, почему он отказался слушать, Геринг ответил, что заранее знал, что скажут русские; тем не менее его поразило упоминание Польши. Эту часть выступления советского обвинителя Геринг успел услышать — генерал Руденко перечислил страны, подвергшиеся агрессивному нападению Германии.

— Вот уж не думал, что они настолько бессовестны, еще и Польшу сюда приплетать, — комментировал он.

— Отчего это кажется вам бессовестным? — спросил я.

— Да потому что они вслед за нами сами напали на них. Все было заранее оговорено!

На тот же вопрос Гесс ответил, что даже не счел необходимым слушать, как какие-то иностранцы порочат его страну. (Весьма примечательный для амнезии повтор — он уже заявлял подобное на второй день слушаний.) Я обратил внимание Гесса, что, несмотря на свое несогласие с обвинением, ему все же не мешало бы прислушаться к тому, что скажут русские — это непременно пригодится ему при подготовке своей же защиты.

— Ну, это касается только меня, — отпарировал он.

Покончив с обедом, Геринг снова принялся рассуждать о бесстыдстве русских, приводя доказательства нарушений ими прав человека.

— Хотелось бы знать, хватит ли у них смелости опубликовать это в своей печати, — сказал он, обращаясь к Фриче.

— Нет, такое они вряд ли у себя станут публиковать!

— Нет, правда, я думал, меня хватит удар, когда речь зашла о Польше, — рассмеялся Ширах.

Я присоединился к общей беседе, и Фриче сообщил, что русские привели один факт, о котором он и понятия не имел — о лагерях смерти за немецкой линией фронта, где тела расстрелянных русских женщин и детей просто сваливали в какую-то яму. Геринг принялся энергично возражать, мол, сейчас русские все жуткие преступления, в том числе и те, которые они совершили сами, норовят свалить на немцев.

— Тяжеловато вам придется доказывать, что русские решились на убийство своих же соотечественников исключительно ради того, чтобы потом обвинить в этом вас, — возразил я.

— Откуда вам известно, что мне тяжело доказать, а что легко? — ядовито спросил Геринг.

И тут от Геринга потребовал пояснений и Фриче.

— А то, что я сам видел официальные отчеты и фотографии! — рявкнул Геринг в ответ.

— И где же они? — допытывался Фриче.

— В Женеве! — Геринг, чувствуя, что загнан в угол, свирепел все больше.