Нюрнбергский набат. Репортаж из прошлого, обращение к будущему

Звягинцев Александр Григорьевич

Эймен: Подсудимый, припоминаете ли вы, что вы приказали коменданту концентрационного лагеря Маутхаузен 27 апреля 1945 г., чтобы, по крайней мере, тысяча человек умерщвлялись в Маутхаузене каждый день? Это правда или ложь?

Кальтенбруннер: Я никогда не издавал такого приказа. Вы знаете, что я…

Эймен: Были ли вы знакомы с полковником СС Цирайсом, о котором мы только что сейчас говорили?

Кальтенбруннер: Да.

Эймен: А были ли вы знакомы с Куртом Бехером,

или Беккером, бывшим полковником СС?

Кальтенбруннер: Нет.

Эймен: Я прошу, чтобы подсудимому показали документ ПС-3762, который представляется в качестве доказательства США-798.

Кальтенбруннер: Господин обвинитель! Вы спросили у меня, знал ли я полковника СС Беккера. Я ответил, что нет. Этого человека звали Курт Бехер.

Эймен: Тем лучше. Итак, вы знаете его, не так ли?

Кальтенбруннер: Да, я знал его.

Эймен: Очень хорошо. Сейчас, подсудимый, мы вместе с вами зачитаем его показания.

«Я, Курт Бехер, бывший полковник СС, родившийся 12 сентября 1909 г. в Гамбурге, заявляю под присягой следующее:

Между серединой сентября и серединой октября 1944 года по моей просьбе рейхсфюрер СС Гиммлер издал следующий приказ, который я получил в двух подлинных экземплярах и одной копии: подлинники для генералов СС Кальтенбруннера и Поля и копию под копирку для себя.

В этом приказе, который подлежал немедленному исполнению, запрещалась ликвидация евреев и, наоборот, предлагалось оказывать медицинскую помощь слабым и больным. Кальтенбруннер и Поль предупреждались, что они лично ответственны за строгое соблюдение этого приказа нижестоящими инстанциями.

Я лично передал Полю предназначенный для него экземпляр в его бюро в Берлине и оставил экземпляр для Кальтенбруннера в его бюро в Берлине.

По моему мнению, после этого дня Кальтенбруннер и Поль несут полную ответственность за какие-либо дальнейшие убийства заключенных евреев.

Во время моего посещения концентрационного лагеря в Маутхаузене 27 апреля 1945 г. в 9 часов утра комендант лагеря полковник СС Цирайс сообщил мне под строжайшим секретом, что Кальтенбруннер отдал ему приказ, чтобы, по крайней мере, тысяча человек умерщвлялась в Маутхаузене каждый день.

Вышеупомянутые факты являются правдой. Это заявление сделано мною добровольно и без принуждения. Я прочитал свои показания, подписал их и подтвердил под присягой».

Это правда или ложь, подсудимый?

Кальтенбруннер: Частично это правильно, а частично неправильно. Я буду говорить относительно каждой отдельной фразы.

Эймен: Скажите нам просто, что вы считаете ложью, поскольку мы должны с этим закончить.

Кальтенбруннер: Я понимаю, что Вы хотите сэкономить время. Но здесь речь идет о том, виновен я или нет. Поэтому я должен во всех деталях высказать свое мнение по этому вопросу, иначе ни Вы, ни Суд не сможете узнать, как в действительности обстояло дело. Я очень рад, что найден этот свидетель Бехер и что у меня находится в руках его показание. Оно доказывает, вопервых, что Гиммлер в сентябре или октябре 1944 года был вынужден издать такой приказ, тот самый Гиммлер, относительно которого установлено, что он с 1939 или с 1940 года в широких масштабах

занимался преступными убийствами евреев… Во-вторых, мне ясно, что Гиммлер адресовал этот приказ Полю, который был ответствен за те лагеря, где содержались евреи. В-третьих, Гиммлер мне сообщает об этом приказе, как своему противнику. Что же касается самого Бехера, то я могу сказать следующее: Гиммлер делал через Бехера самые ужасные вещи, о которых здесь говорилось. Он через Бехера и Ханнекена в Венгрии и Швейцарии освобождал евреев за поставку предметов вооружения, а позднее — за сырье и девизы… Этим приказом он хотел лишь замаскировать все дело, вывернуться из создавшегося неприятного положения и переложить всю ответственность на Поля или Кальтенбруннера… Согласно этому документу ответственным в данном случае является Гиммлер и Поль. Кальтенбруннер же должен был получить об этом документе сведения, чтобы оказаться причастным ко всему делу, а то иначе он непрестанно жаловался бы на все Гитлеру. Вот в чем смысл этого документа…

Но в этом документе содержится еще одно обвинение против меня, а именно, будто бы я дал 27 апреля строго секретный приказ Цирайсу уничтожать каждый день тысячу евреев. Я прошу Вас немедленно вызвать сюда свидетеля Геттля и спросить его, какого числа я продиктовал приказ относительно передачи лагеря со всеми заключенными противнику и отослал приказ с офицером связи в Маутхаузен. Свидетель подтвердит, что этот приказ был издан за несколько дней до 27 апреля и что, таким образом, я не мог издать 27 апреля приказа противоположного содержания.

Эймен: Подсудимый, вы слышали на этом процессе показания, связанные со значением выражения «особое обращение», не так ли? Вы слышали такие показания в этом зале Суда?

Кальтенбруннер: Да, выражение «особое обращение» упоминалось по несколько раз в день в моем присутствии и во время предварительного следствия.

Эймен: Вы знаете, что оно означает?

Кальтенбруннер: Следует предположить, что это значило смертный приговор, который не выносился судом, а определялся приказом Гиммлера, я понимаю это только в таком смысле.

Эймен: Подсудимый Кейтель показал о том, что это было общеизвестно. Не было ли вам всегда известно, что означало это выражение «особое обращение»? Ответьте пожалуйста «да» или «нет».

Кальтенбруннер: Да, я вам уже говорил об этом. Был приказ Гиммлера — могу указать также на приказ Гитлера, изданный в 1941 году — казнить без судебного разбирательства.

Эймен: Обсуждали ли вы когда-нибудь с группенфюрером Мюллером, начальником четвертого отдела, ходатайства о применении «особого обращения» к некоторым людям? Ответьте пожалуйста «да» или «нет».

Кальтенбруннер: Нет, я не знаю, что утверждает по этому поводу свидетель Шелленберг…

Эймен: Я прошу, чтобы подсудимому показали документ ПС-3839, который становится доказательством США-799. Между прочим, были ли вы знакомы с Джозефом Шпасилем?

Председатель: Отвечайте на вопрос.

Эймен: Были ли вы знакомы с Джозефом Шпасилем?

Кальтенбруннер: Шпасиля я не знал.