o 26827bf23e6c9ef9

Unknown

– -

к молчанию. Это может стать поводом для тайных огорчений, как бы они

там

Друг друга ни "любили".

Вероятно, сцены, которые он увидит, не дадут тебе материала

для

нападения на его разум - твои же прежние неудачи привели к тому, что

сейчас

это уже не в твоей власти. Но есть способ напасть на чувства, который

еще

можно попробовать. Когда он впервые увидит останки того, кто раньше

был

человеком,

заставь его почувствовать, что "вот таков мир на самом

деле", а

вся религиозность была одной фантазией. Ты, конечно, заметил, что

мы

совершенно запутали значение слов "на самом деле". В ответ на рассказ

про

какое-нибудь духовное переживание они говорят: "А на самом деле ты

просто

услышал музыку в хорошо освещенном помещении". Здесь эти слова

означают

только физические факты, отделенные от остальных элементов переживания.

С

другой стороны они могут сказать: "Тебе хорошо рассуждать о таких

порывах

сидя в кресле, но подожди, пока с тобой это произойдет на самом деле!"

Здесь

слова употребляются в противоположном смысле

и означают не физические факты (которые они уже знают), а

эмоциональные

воздействия на человеческое сознание. Оба значения возможны, а наше дело

так

их спутать, чтобы слова могли употребляться то в одном смысле, то в

другом,

как нам выгоднее. Общее правило, которое мы уже утвердили среди них, вот

какое: во всех переживаниях, делающих их счастливее или добрее, только

физические факты "на самом деле", а духовные -- "субъективны", во всем

же,

способном их огорчить или развратить, духовное -- это и

есть

действительность, и, не обращая внимания на нее, мы от "самого

дела"

убегаем. Таким образом, при рождении ребенка кровь и боль "на самом

деле"

есть, а радость -- субъективна. В смерти же именно наш ужас

обнаруживает,

что такое "на самом деле" смерть. Ненавистный человек "на самом

деле"

отвратителен -- в ненависти человека видишь таким, каков он

есть, в

ненависти разбиты все иллюзии; обаяние же человека любимого --

просто субъективная дымка, скрывающая похоть или корысть. Войны

и

нищета страшны, мир и радость -- субъективные настроения. Эти

существа

всегда обвиняют друг друга в том, что хотят съесть торт так, чтобы

он

остался цел. Однако, благодаря нашим трудам, они платят за торт, но не

могут

его съесть. Если ты хорошо поведешь пациента, он скоро станет считать, что

его чувства при

виде человеческих внутренностей выражают "то, что на

самом

деле", а чувства при виде счастливых детей или хорошей погоды --

просто

сантименты.

Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Мой дорогой, мой любимый Гнусик, куколка моя, поросеночек!

Как ты можешь хныкать теперь, когда все потеряно, и спрашивать: неужели

мои слова о любви к тебе ничего не значили? Ну что ты! Еще как

значили!

Поверь, моя любовь к тебе и твоя ко мне равны как две капли воды. Я

всегда

жаждал тебя, так же как и ты (жалкий дурак!) жаждал меня. Разница лишь

в

том, что я сильнее. Полагаю, что теперь они тебя мне отдадут. А

ты

спрашиваешь, люблю я тебя или нет! Люблю, как и любой лакомый кусочек, от

которого у меня прибавится жиру.

Ты выпустил из рук душу! Голодный вой, поднявшийся от этой

потери,

оглашает сейчас все Царство Шума до самого Трона.

Я просто с ума схожу, думая об этом. Да, я представляю себе, что

случилось, когда они вырвали ее у тебя!.. Внезапно глаза его

раскрылись, и

он впервые тебя увидел, узнал, как ты на него влияешь, и понял, что

теперь

ему конец. Ты только представь себе, что он почувствовал (пусть это и

будет

началом твоей агонии). Как будто отпали струпы со старой болячки, как

будто

он вышел из гнусной скорлупы, как будто он раз и навсегда сбросил

грязную,

прилипшую одежду. И так противно видеть, как они во время земной

жизни

снимают грязную, неудобную одежду и плещутся в горячей

воде, покрякивая от удовольствия. Что же тогда сказать о

последнем

обнажении, об этом последнем очищении?

Чем больше думаешь, тем хуже становится. А он прошел через все

так

легко. Ни медленно нарастающих подозрений, ни приговоров врача, ни

больниц,

ни операционных столов, ни фальшивых надежд. Раз -- и освободился!

На

какой-то миг все показалось ему нашим миром. Бомбы рвутся, дома

падают,

вонь, дым, ноги горят от усталости, сердце холодеет от ужаса, голова

кружится... и тут же все прошло как дурной сон, который никогда не

будет

иметь никакого значения для него. Эх ты, обманутый дурак! Заметил ли ты, как

естественно -- словно он для того и родился -- этот червяк, рожденный

на

земле, вошел в свою новую жизнь? Как все его сомнения мигом стали для