О бедной сиротке замолвите слово
Шрифт:
Если бы дал телу отдохнуть, оно бы само справилось.
Пожалуй, кроме той язвочки, которая еще пока совсем кроха, но, кажется, некоторые клетки эпителия уже начали перерождаться и…
– Стоп, – голос мастера вернул меня в мир нормальных людей. – Чудесно… просто-таки чудесно… Эльза, пациент твой… диагностика…
Она говорила, а я трясущейся рукой вытерла пот со лба.
Надо же… все еще жарко… и, кажется, настолько жарко, что меня выкручивать можно.
Что это вообще было?
– Возьмите, –
Мужчина.
Хотя бы здесь я угадала, да… правда, с виду ему около тридцати, но… тело рыхлое, с характерными складками на руках, и не только. Живот колышется при каждом движении. Кожные покровы бледны, над губой – бисерины пота… и на меня смотрит с откровенным ужасом.
– Идите, идите, – мастер взмахнула рукой. – Вам предстоит серьезная работа… право слово, не понимаю, как можно было так себя запустить. Маргарита, как вы себя чувствуете?
– Нормально, – почти не соврала я.
Пить хотелось.
Очень хотелось пить…
– Чудесно… в таком случае не буду больше задерживать. На сегодня вам хватит, а завтра жду вас в половине одиннадцатого. Постарайтесь не опаздывать.
– С-спасибо, – я поднялась, преодолевая слабость.
И до двери дошла.
Тугой оказалась. А коридор – упоительно прохладным, и там, прислонившись к стене, я просто встала и стояла, кажется, целую вечность.
– И как? – из полузабытья меня вывел мастер Витгольц.
– Сказали завтра приходить…
– Чудесно… просто чудесно, – он потер руки. – Что ж, могу поздравить. Что бы ни говорили остальные, вы поступите. Варнелии перечить не посмеют… и это радует, да… но расслабляться не стоит. Всего-то четверть часа, а вы опустошены. Следовательно, что?
– Что? – послушно повторила я вопрос, мечтая оказаться где-нибудь подальше и от госпиталя, и от мастера. В комнате бы своей… лечь и лежать, лежать… можно даже не раздеваться…
– Необходимо уделить особое внимание техникам восстановления и контроля… определенно… вот, выпейте, – он протянул крохотный флакон темно-зеленого цвета. – Не бойтесь, не отрава…
Я хмыкнула.
Травить меня было вроде бы как некому… и не за что…
– Ваше здоровье, – я отсалютовала флаконом и, выпив содержимое его одним глотком – оказалось оно на редкость ядреного вкуса, – добавила: – Спасибо…
– Не за что… – мастер вздохнул. – Но в любом случае вам придется непросто…
Это я уже поняла.
А с другой стороны, когда мне было просто, а?
И потянулись караваны дней.
Подъем.
И обязательная утренняя пробежка.
Завтрак.
Душ и час для самостоятельной работы…
Госпиталь.
Мастер Варнелия и бесконечная, казалось, череда пациентов… старшекурсники,
Плевать.
Мне было интересно… когда я решила стать врачом? Когда поняла, что мама уходит, а я не способна остановить ее? Или еще раньше, когда бабушка впервые пожаловалась на сердце? Или позже, когда я сидела в уголке, наблюдая за хмурой пожилой женщиной, которая только и могла, что давление измерить?
Перебирая склянки с лекарствами?
Вдыхая острый запах корвалола? Наблюдая, как перекатываются в пузырьке желтые таблетки валерианы? Сердечникам вредно волноваться, а не волноваться моя бабушка не умела. И не помогали ей ни корвалол, ни настойка боярышника, за которой меня регулярно отправляли в аптеку, ни прочие, как понимаю, копеечные лекарства – большего мы не могли себе позволить.
Или в больнице?
Больницы меня не пугали. Напротив, именно там, среди серо-зеленых стен, пропитанных характерной смесью запахов – лекарств и хлорки, – я чувствовала себя спокойно.
Здесь стены пахли травами.
И весь чердак был отдан травникам, которые, как я поняла, в этом мире заняли нишу фармацевтов. Меня провели по их владениям, показав и обширные затененные сушильные комнаты, и огромный шкаф-хранилище. Дали подержать нарвалий рог, бледно-голубой и какой-то стеклянный, явно неорганической природы.
Ступки и измельчители.
Обсидиановые ножи и медные ложки, а еще каменные и стеклянные…
Сепаратор, похожий на огромного паука. И целый выводок кубов-концентраторов, в которых доходят зелья.
На чердаке работали те, чей дар оказался недостаточно выражен, чтобы стать целителем. И по взглядам, которыми обменялись старшекурсники, было очевидно, что мое место именно здесь.
Всего у мастера Варнелии было трое учеников.
Высокий пегий парень, носивший косы и браслеты с вязками камней. Он разговаривал мало, словно опасался, что однажды слова возьмут и иссякнут. Он двигался медленно, словно в полусне, и время от времени застывал, будто бы погруженный в мысли… наверняка о судьбе мира, не меньше.
Потомственный целитель.
И родители намеревались отправить его в Ирхат, но дар Тобиаса оказался не настолько ярко выражен, что нанесло его самолюбию почти смертельную рану. Именно потому он и пытался доказать всем, особенно мастеру Варнелии, раз уж она тут главная, сколь ошиблись экзаменаторы…
Эльзу ждало семейное дело.
И семья ее жила достаточно долго, чтобы занять подобающее место под солнцем. Ее дар был ярок, а самолюбие безгранично. К нему прилагалась святая уверенность, что мир создан исключительно для тех, чья кровь чиста… полукровок следовало бы выселить.