О бедной сиротке замолвите слово
Шрифт:
Я, оглядевшись – мало ли, вдруг да по деревьям лазить не принято, – уцепилась за низкую толстую ветвь дуба. Плющ выдерживает, и меня выдержит.
Лазить по деревьям я умела с детства, еще отец…
А может, все-таки сообщить куда надо?
Пусть проведут дознание.
Установят… что-нибудь да установят… накажут виновных, а потом… что потом? Вернут папаше сознание? Сомневаюсь… я пока знаю не слишком много, но подозреваю, что зелья эти сродни наркотику. Не так-то просто с них соскочить. А он пил годами… и вообще сомнительно, что от прежней
Прозреет.
Осознает, ринется спасать маму и обнаружит… то, что обнаружит… А она? В наркотических снах своих она вполне себе счастлива. И сумеет ли отказаться от них? Ради меня не сумела, а ради него?
Обидно…
И бессмысленно напрочь. Это расследование, если случится оно, ничего-то не изменит. Не исчезнут обиды, и годы прожитые не сотрешь, а значит, всем будет по меньшей мере неудобно.
Неприятно.
И вообще… может, маменька от этаких переживаний остатки разума утратит, а я… что я буду делать, обзаведшись внезапно любящими родителями? Нет уж… пусть это глубоко эгоистично с моей стороны, но… свою жизнь они прожили.
Теперь моя очередь.
Я забралась довольно высоко и, устроившись в развилке ветвей, прикрыла глаза. Уснуть и упасть я не боялась, опыт имелся.
Было почти прохладно.
И приятно пахло сосновой смолой, еще, кажется, огуречным рассолом. И этот аромат, пусть несколько странный, умиротворял…
– Ты… ты не можешь вот так со мной! – девичий звонкий голос прервал мои вялые мечтания о светлом будущем.
– Почему?
Айзек, чтоб ему… не мог найти для расставания другого места? Нет бы повести девушку в ресторан, чтобы свечи, розы, музыка, вино и проникновенная речь… он ведь не раз произносил их.
Или оскомину набил?
– Я тебя люблю!
Убежденности, прозвучавшей в этом голосе, я позавидовала.
– Эрика, мы это уже выясняли, – Айзек говорил спокойно. – Я ведь не обещал тебе любви и жениться не обещал…
– Но ты должен!
Вот дура…
Я перевернулась и, свесившись вниз, попыталась разглядеть эту красавицу. А ведь и вправду красавица. Тонкая, звонкая, с гривой медно-рыжих волос.
И грива выглядит ухоженной…
– Я ради тебя Олафа бросила!
– Ты его бросила не ради меня, а ради себя, – Айзек присел на корень и прислонился спиной к стволу. – И помнится, не слишком по этому поводу переживала.
Красавица в зеленом легком платье упала на колени и протянула руки… Актриса.
– Нам ведь было так хорошо… ты и я… мы созданы друг для друга.
– Исключительно в твоем воображении.
– Но что скажут мои родители…
Всхлип.
И заломленные руки. И ощущение фальши, которое не позволяло поверить в эту трагедию.
– Послушай, – Айзек закатил очи вверх и встретился со мной взглядом. Вздрогнул. Я улыбнулась и дружелюбно помахала рукой. Угрызений совести я не испытывала: в конце концов, это он сюда приперся, нарушил дрему и покой, столь исключительно мне полезные. – Я ведь говорил
Рыжая кивнула, и как показалось, неохотно.
– И говорил, что не способен испытывать глубокие эмоции…
А это что-то новенькое.
– Я… я подумала, что смогу… разбудить в тебе…
Ага, спасти несчастного, обойденного чудом любви. Растопить поцелуем ледяное сердце и разбудить бурю страсти… Моя сменщица обожала любовные романы, и порой, когда становилось совсем уж тоскливо, я перелистывала яркие томики.
Они были веселыми в своей нелепости.
– Попытка не удалась.
– Это потому, что ты не старался, – рыженькая топнула ногой. – Айзек, дай нам шанс… вот увидишь, со мной тебе будет лучше, чем с этой ледяной выдрой… Это она, я уверена! Она что-то с тобой сделала!
Новая идея всецело завладела ее разумом.
– Идем, – она вцепилась в его руку и дернула, но Айзек не пошевелился. – Идем же! Госпиталь рядом, и мастер проверит…
– Сегодня меня уже проверяли. И вчера. И позавчера… и за день до того. Что? Эрика, я же говорил, что на особом положении, поэтому проверяют каждый день. Я чист. И я действительно тебя не люблю. И никогда не любил. Ты симпатичная девочка, с тобой приятно было провести время. Как и тебе со мной. Скажи, чего ты хочешь, и прекрати эту истерику.
– Сволочь!
– Еще какая, – вполне миролюбиво согласился Айзек. – А еще тварь, скотина и так далее… Эрика, зайка моя, хватит уже, я действительно устал. Любви у тебя нет, ни ко мне, ни к Олафу. Ты ищешь партию получше, и это я могу понять. Как и похвальное стремление обзавестись полезными знакомствами. Поэтому советую остыть и подумать… Ты можешь, конечно, и дальше истерить, но добьешься лишь того, что станешь неудобной персоной и вряд ли кто рискнет с тобой связаться.
А рыженькая губку прикусила.
И вид у нее… вот теперь ей отчаянно хотелось надавать Айзеку пощечин. Или еще что похуже сделать…
– А можем разойтись миром и остаться друзьями. Иметь меня в друзьях очень полезно для будущей карьеры. Ты ведь умная девочка, ты не собираешься выскочить замуж и осесть в каком-нибудь богами забытом имении, играя в баронессу. Ты способна на большее… стать подмастерьем, а там и мастером… получить работу, независимость…
Даже я с ветки свесилась, чтобы расслышать получше. Умеет же уговаривать, засранец этакий. Рыженькая похлопывала ладошкой по своей руке, но перечить не пыталась.
И думала.
Определенно думала… просчитывала варианты. Полагаю, на изначальном, в котором она счастливо выходила замуж за племянника короля и показывала фиги всем завистникам, Эрика поставила жирный крест, а вот тот, который озвучивался теперь, нашел в ее душе отклик.
– Знаешь, а меня ведь предупреждали, что ты засранец редкостный, – вздохнула она. – Ну ладно… с тебя помощь. Только, чур, реальная, а не это словоплетство…
Айзек рассмеялся.
– Вот теперь я тебя узнаю… и чего хочешь?