О Богдановиче и его сочинениях
Шрифт:
В доказательство, что поэты, вопреки старинному злословию, умеют быть иногда скромными, и француз и русский не хотели описать первого свидания Душеньки с Амуром. Последний отделался от читателей приятною шуткою, говоря, что эта сцена осталась навеки тайною между супругами…
Но только поутру приметили амуры, Что нимфы меж собой смеялись подтишком, И гостья, будучи стыдлива от натуры, Казалась между их с завешенным ушком.В изображении палат с их драгоценностями я люблю статую Душеньки…
Смотря на образ сей, она сама дивилась; Другая статуя казалась в ней тогда, Какой не видывал никто и никогда.Черта прекрасная! Взята с
18
Она подолгу замирала на месте, похожая на самую прекрасную статую этого дворца. (Перевод с французского А. Смирнова. – Ред.)
В другом видим перед нею Сатурна, который
Старается забыть, что он давнишний дед, Прямит свой дряхлый стан, желает быть моложе, Кудрит оставшие волос своих клочки И, видеть Душеньку, вздевает он очки. А там она видна, подобней царице, С амурами вокруг, в воздушной колеснице, Прекрасной Душеньки за честь и красоту Амуры там сердца стреляют на лету; Летят великою толпою; Летят, поднявши лук, на целый свет войною; А там свирепый Марс, рушитель мирных прав, Увидев Душеньку, являет тихий нрав, Полей не обагряет кровью И наконец, забыв военный свой устав. Смягчен у ног ее, пылает к ней любовью.На третьей картине Зефир списывает с нее портрет; но, боясь нескромности,
Скрывает в списке он большую часть красот; И многие из них, конечно, чудесами, Пред Душенькою вдруг тогда писались сами.Всего же более люблю обращение поэта к красавице:
Во всех ты, Душенька, нарядах хороша: По образу ль какой царицы ты одета, Пастушкою ли где сидишь у шалаша, Во всех ты чудо света; Во всех являешься прекрасным божеством — И только ты одна прекраснее портрета.Просто и так мило, что, может быть, никакое другое место в «Душеньке» не делает в читателе столь приятного впечатления. Всякому хочется сказать сии нежные, прекрасные стихи той женщине, которая ему всех других любезнее; а последний стих можно назвать золотым. – Мы не пеняем автору, что он не хочет далее описывать Купидонова дворца,
Где все пленяло взгляд И было бесподобно; Но всюду там умом Я Душеньку встречаю, Прельщаюсь и потом Палаты забываю.Но с палатами стихотворец забыл и хозяина; забыл, между портретами, упомянуть об его изображениях. Скрываясь от Душеньки, Амур должен был показаться ей хотя на картине. Лафонтен представил на обоях разные чудеса Купидоновы: например, ужасный хаос, приводимый его рукою в стройность…
Que fait l'Amour? Volant de bout en bout, Ce jeune enfant, sans beaucoup de myst`ere. En badinant vous d'ebrouille le tout, Mille fois mieux qu'un sage [19] .19
Как бы хорошо мог Богданович сказать это в русских стихах!
20
А это значит, что я либо бог, либо демон. Если ты считаешь, что я демон, ты должна находить меня отвратительным, а если бог, ты должна перестать любить меня или по крайней мере перестать любить меня с прежним пылом, ибо редко бывает, что богов любят так же страстно, как людей. (Перевод с французского А. Смирнова. – Ред.)
Довольно, что Богданович, проходя иногда мимо красот Лафонтеновых, щедро заменял их собственными и разнообразными. Умея быть нежным, забавным, он умел и колоть – даже кровных своих, то есть стихотворцев. Вводя Душеньку в Амурову библиотеку, он говорит:
Царевна там взяла читать стихи; Но их читаючи как будто за грехи, Узнала в первый раз мучительную скуку И, бросив их под стол, при том зашибла руку. Носился после слух, что будто наконец Несчастных сих стихов творец Указом Аполлона Навеки согнан с Геликона; И будто Душенька, боясь подобных скук [21] , Иль ради сохраненья рук, Стихов с неделю не читала, Хотя любила их и некогда слагала.21
Скука не употребляется у нас во множественном числе.
Сей несчастный, согнанный с Геликона, был, конечно, не похож на Богдановича, которого Душенька с удовольствием могла бы читать даже и тогда, как он с пиитическою искренностию описывает лукавство ее в гибельную ночь любопытства. Злые сестры уговорили ее засветить лампаду во время сна Купидонова…
Прекрасна Душенька употребила тут И хитрость и проворство. Какие свойственны женам, Когда они, дела имея по ночам, Скорее как-нибудь покой дают мужьям. Но хитрости ль ее в то время успевали Иль сам клонился к сну от действия печали: Он мало говорил, вздохнул, Зевнул, Заснул.Это напоминает один из славнейших стихов в Lutrin {4} и стоит десяти прозаических страниц Лафонтена.
В описании Душенькиных бедствий некоторые черты также гораздо счастливее у Богдановича; например, трогательное обращение его к жалкой изгнаннице:
Умри, красавица, умри! Твой сладкий век С минувшим днем уже протек; И если смерть тебя от бедствий не избавит, Сей свет, где ты досель равнялась с божеством, Отныне в скорбь тебе наполнен будет злом, И всюду горести за горестьми представит. …………………………………………… К несчастию, тебя оставил Купидон. Твой рай, твои утехи, Забавы, игры, смехи Прошли, как будто сон. Вкусивши сладости, кто в мире их лишился, Любя с любимым разлучился И радости себе уже не чает впредь, Легко почувствует, без дальнейшего слова, Что лучше Душеньке в сей доле умереть.4
Это напоминает один из славнейших стихов в Lutrin… – то есть в поэме французского поэта XVII века Буало – «Налой».