О боли

Алнашев Алексей

– Сынок, ты скотину кормил утром и в обед?

– Утром кормил, а сейчас сколько времени?

– Четыре часа.

Я от удивления аж присел. Машинально встаю и иду проверить корову в хлеву – коровы там нет. Я прибегаю в дом с криком:

– Что вы меня дурачите?!

Деда Сергей, сидя за столом, отвечает мне:

– Сынок, что с тобой? Стоит ли так переживать из-за того, что в обед не покормил скотину. Главное – утром покормил и корову отправил в стадо.

– Это как понимать?! Что здесь вообще происходит?! Камня на месте – нет! Сами –

возле дома будто испарились! Сейчас пришли шут его знает откуда, и объявляют мне, что уже четыре часа дня! Когда всего-то прошло максимум часа два, как я встал!

– Ради бога, сынок. Когда занимаешься делом, то время летит незаметно. Это нормально, что ты не заметил, как оно пролетело.

– Да какое дело я делал?! Когда камень что ли искал, которого, похоже, никогда и не было?! Да вас не весть откуда вытаскивал?! Вот только до сих пор не вытащил, потому что вас там не нашел!..

– Да подожди ты, конь игривый. Давай вначале пообедаем, а потом поищем вместе и коня, и нас…

На этом я успокаиваюсь. Мы садимся за стол, но у меня на душе продолжают скрести кошки: «Что-то здесь не так. Что-то здесь неладно. А что – понять не могу». Бабуля накрывает на стол, и у меня уже сосет под ложечкой. Я понял, что со временем, может быть, все обстоит именно так, как говорит деда Сергей. Мы вместе обедаем, и после я веду деда Сергея в огород искать камень, а баба Василиса готовит скотине корм.

Мы подходим к месту, где вчера лежал камень. Я рассказываю деду: какой он был, где лежал. И деда предлагает мне его поискать. Я соглашаюсь. Мы ищем: шарим по всем кустам, осматриваем ближайшие окрестности леса – нет нигде камня. Возвращаемся на место, где лежал камень, и садимся на землю. Деду Сергею под задницу попадает какой-то камушек, он его достает и кричит мне:

– Нашел! Сынок, нашел пропажу!

Я удивленно смотрю на деда и говорю:

– Это же маленький, дедуля, а тот был большой!

И тут до меня доходит, что деда Сергей снова меня дурачит. А я, как дурак, столько времени плясал под его дудку в поисках огромного камня под травками, под всякими кустиками, в лесу! Я увидел, как я это делал, и почувствовал себя полным идиотом. И как заржу! Как мерин!

– Вот именно – мерин! – читает мои мысли деда Сергей и разваливается на земле.

Я разваливаюсь рядышком с ним и уже спокойно говорю ему:

– Дедуля, и все же, куда делся тот большой камень? Неужели я сошел с ума?

– Не знаю, как ты, а я себя чудесно чувствую. Ты вчера так развернул мир, что мы его еле свернули. Вот это я знаю, а про камень… не знаю.

– Дедуля, ты мне зубы не заговаривай.

– Ну, тогда спроси у бабы Василисы. Она тебе скажет. Ничего не утаит.

Тут как раз идет баба Василиса, и я ей сразу подкидываю вопрос:

– Баба Василиса, ты у нас единственный серьезный человек остался – объясни, пожалуйста, куда делся камень?

– А вы что, еще не нашли его?

– Нет, – отвечаю я, удивленно глядя на бабулю. А сам чувствую, что что-то не так. Что-то здесь

нечисто! Все возвращается на круги своя, а бабуля продолжает в том же духе:

– Ну, расскажи мне о нем, да вместе его поищем.

Я по новой до самых мелочей рассказываю бабуле о камне, даже вновь ощущаю, какой он наощупь. А старики удивленно переглядываются, осматривают меня с ног до головы пронзительными сверкающими глазами, и баба Василиса говорит:

– Сынок, забудь про камень. Ладно?

– Как забудь?! Что ты хочешь этим сказать?! Что я сошел с ума?!

– Нет, ничего такого я не хочу сказать. Просто сейчас мы не сможем тебе это объяснить. Чуть позже ты сам увидишь, а сейчас наслаждайся жизнью.

И сама укладывается рядом с нами… В этот день ни о чем серьезном мы больше уже не говорим. Шутим, занимаемся огородом да сил набираемся.

Как бабуля деда правила

На следующее утро я просыпаюсь рано. Баба Василиса как всегда уже на ногах: топит печь да пироги печет. Дед на печи свои кости греет. Я встаю, помогаю накормить скотину да выгнать корову в стадо. Вернулся и мы завтракаем, баба Василиса выходит во двор, а я – за ней.

– Бабуля, бабуля, подожди меня, пожалуйста! – кричу я ей вослед.

Бабуля останавливается в сенцах, я подбегаю к ней и спрашиваю:

– Слушай, мы сегодня продолжим позавчерашний разговор?

– Продолжим, продолжим, вот только деду спину поправлю, – говорит и быстро идет в огород. С огорода возвращается с крапивой и кричит деду:

– Дед, снимай штаны! Ложись на лавку, сейчас пороть стану.

Дед неохотно, еле шевелясь, слезает с печи, снимает рубаху, приспускает штаны и ложится на живот, приговаривая:

– Вольному – воля, а смертному – смерть.

– Ты поговори еще, поговори, – говорит бабуля и садится рядом на табуретку. Она гладит деду спину, словно примеряясь, куда хлестать крапивой. Потом промывает крапиву холодной ключевой водой. Немного разминает спину деда и начинает отхаживать деда по спине крапивой. Да так хлещет, что от крапивы аж ничего не остается! Даже маленького стебелька! А затем сама вся в слезах выбегает на улицу…

А деда – не слыхать. Я подхожу к нему на цыпочках, заглядываю ему в лицо: дед моргает, значит, еще жив. У меня сразу отлегло – значит, не убила. Шепчу ему на ушко:

– За что она тебя так?

– Да… приревновала вчера к соседке Матрене. Проснулась – а я с ней в обнимку лежу, вот и все. А у этой бабки-то ни жопы, ни титек – че ревновать? Не знаю. А попробуй-ка объясни это бабе – и тебе попадет.

Бабуля возвращается с улицы, в руках у нее три пчелы. Тут же у меня мысль промелькнула: на каждого из нас – по одной. Вот только себе для чего? Наверное, чтобы нам не обидно было…

Она подсаживается к деду. «Ну, точно, – думаю, – вот с деда начала, собой закончит». Бабуля гладит ему спину, находит точку побольней и садит туда пчелу. Вот живодерка! Пчела выпускает свое жало, и бабуля убирает ее на подоконник.