О чем знаешь сердцем

Кирби Джесси

– Это мое письмо. – Я с трудом сглатываю, и во рту у меня внезапно становится сухо. – Я его написала.

– Ты… что?

Я стараюсь сохранить голос ровным. Жалею, что в комнате так мало воздуха.

– То письмо написала я. Тебе. После того… – Мой голос ломается. – После того, как мой парень погиб в аварии.

Мои слова и вся содержащаяся в них правда сотканы из воздуха, еле различимы, но Колтон слышит их, и все мышцы в его теле напрягаются. Он трясет головой.

– Тогда я тебя не знала, – прибавляю я в надежде, что каким-то образом оно все

изменит. Но как только я поднимаю глаза на Колтона, то понимаю, что надеялась зря.

Он стоит и молчит, неподвижный как статуя, только на челюсти едва заметно дергается нерв.

Я встаю. Делаю шажок ему навстречу.

– Колтон, пожалуйста…

Он отшатывается от меня.

– Ты знала? – спрашивает он ледяным тоном. – Когда мы познакомились, ты знала, кто я?

Вопрос вызывает у меня горячий поток слез.

– Да, – шепчу.

Колтон начинает уходить.

– Постой, – умоляю его я. – Пожалуйста. Позволь мне объяснить…

Он останавливается. Стремительно разворачивается ко мне лицом.

– Объяснить что? Как ты отправилась искать человека, который получил сердце твоего парня? Как ты нашла меня, хотя я подписал бумагу об отказе от всяких контактов? – На его лице, точно молния над океаном, вспыхивает гнев. – Или как всего несколько часов назад ты сидела со мной рядом, пока я выкладывал тебе все, и ничего не сказала? – Возникает пауза, и на его лице мелькает еще что-то. Быть может, воспоминание о том, что случилось следом. Но столь же быстро оно исчезает, и его голос становится пустым. – Какой именно момент ты хочешь объяснить?

Я открываю рот, но на мгновение становлюсь немой от правды о всем том, что я сделала. А потом даю единственное объяснение, которое у меня есть.

– Ты не написал мне ответ, – шепчу я в пол, и это не обвинение, но оправдание всего, что произошло, в самой простой, самой честной форме.

Колтон шагает ко мне.

– А почему, как ты думаешь? Я не хотел этого. Всего этого – я не хотел. – Он смотрит на меня в упор, прямо в глаза, и, клянусь, я не узнаю его. – Сделай одолжение, – говорит он. – Забудь, что знаешь меня. Потому что мы не должны были познакомиться.

А потом он уходит. Через автоматические двери – в ночь.

Глава 30

Синдром разбитого сердца. Бывают случаи, когда пациенты, перенесшие травматическое эмоциональное потрясение, жалуются на боли в груди и проявляют некоторые электрокардиографические аномалии несмотря на отсутствие коронарного атеросклероза… верхушка и средняя часть сердца сокращаются слабо или совсем перестают сокращаться. При рентгенологическом исследовании с помощью контрастного вещества можно увидеть, что очертания сердца искажены, стали сдавленными или сжатыми… человек с разбитым сердцем, по сути, раздавлен тяжестью, которую он или она не в силах перенести.

Ф. Гонсалес-Крусси «Жизнь с сердцем: Изучение миров внутри нас»

Неподвижно, с тяжестью на

груди я сижу в приемной. Вокруг все как в тумане. Мимо проходят безликие люди. Из интеркома доносятся искаженные голоса. Слева от меня – бабушка, одна рука выбивает дробь на подлокотнике стула, вторая лежит на моей коленке. Справа – Райан. Она не смотрит на меня, молчит. Переживает за папу, а может ужасается мне, как и я сама.

Я ужасная, лживая эгоистка.

Мы ждем, сидя рядом в наших раздельных мирах. Сначала с новостями появляется врач. Папу только что отвезли на операцию. Она продлится несколько часов. Потом возвращается мама. Она кажется такой маленькой, стоя напротив нас со сжатыми в линию губами. И такой испуганной. Это душераздирающе и страшно одновременно.

Бабушка, поднявшись, заключает маму в объятья.

– Все будет хорошо.

Она не может знать этого наверняка. Как и никто из нас, однако мы все цепляемся за уверенность в ее голосе.

Мама, уткнувшись в ее плечо, кивает, ее губы дрожат, на глазах слезы, но, когда она замечает нас с Райан, в ней что-то меняется. Она встречает бабушкин взгляд, и та отпускает ее из объятий. Мама вытирает глаза, выпрямляется и протягивает к нам руки, чтобы мы подошли. И став ради нас насколько возможно сильной и уверенной, повторяет бабушкины слова:

– Все будет хорошо.

Вчетвером мы садимся в ряд: бабушка, Райан, мама и я. Молчим, пока ждем – с тяжестью на душе, но сплоченные силой, которую черпаем друг у друга. Со временем усталось берет свое. Бабушка, подперев щеку кулаком, засыпает. Райан уходит к свободным стульям, вытягивается на них и, едва закрыв глаза, проваливается в сон. Мамин подбородок падает на грудь.

И я вновь остаюсь одна.

Мои глаза горят, тело ноет, но разум не дает мне заснуть. Проходят часы, секундная стрелка тикает, точно пульс, а я снова и снова вспоминаю сцену с Колтоном. Его боль и гнев. Свое чувство вины и стыда. Секреты. Ложь. Неизлечимые раны. Необратимый урон.

Я не знаю, сколько времени мы прождали, когда перед нами появляется врач. Касаюсь маминого плеча, и она, моргая в холодном больничном свете, сразу садится. Под глазами у нее залегли глубокие тени, но, увидев врача, она моментально встает.

Он улыбается.

– Новости хорошие. – И Райан, и бабушка тоже встают и присоединяются к нам. – Операция прошла успешно. Мы смогли устранить тромб и установить стент. Сейчас он выходит из наркоза.

Мама обнимает врача.

– Спасибо, огромное вам спасибо.

С искренней, но усталой улыбкой он похлопывает ее по спине.

– Он еще не очнулся, но я попрошу, чтобы вам сообщили, когда анестезия пройдет.

Вскоре после ухода врача появляется медсестра и уводит маму к отцу. Бабушка принимает решение остаться и подождать ее, а нас с Райан отправляет домой. Мы не спорим. Молча уходим по коридору и обе не можем сдержать вздох облегчения. Но для меня оно длится всего секунду. Мы выходим на улицу через те самые двери, через которые ушел Колтон, и тяжесть от понимания того, что прогнало его прочь, ложится на меня полным весом. С каждым глотком воздуха чувство вины нарастает, а сердце и легкие доносят его до самых дальних уголков моего существа.