О чем знаешь сердцем
Шрифт:
– Да, это я, – отвечаю. – Извините, пожалуйста. Знаю, мне следовало вас подождать, но я разбила губу, пришлось накладывать швы, и… – Звонок в дверь. – Простите, ко мне кто-то пришел. Можно я вам перезвоню?
– Конечно, – говорят на том конце провода, и я, не прощаясь, отключаюсь.
Кладу телефон на стойку и спешу к двери, жалея о том, что не успела переодеться. Увидев, что я до сих пор разгуливаю в пижаме, бабушка обязательно отреагирует речью о том, как важно «держаться», чем она сама занимается каждый день на протяжении шестнадцати лет после смерти деда. В прихожей я останавливаюсь,
И из меня резко выходит весь воздух.
На пороге моего дома стоит Колтон Томас. В одной руке телефон, вторая спрятана за спиной.
– Привет, – говорит он, покачиваясь на пятках. Неуверенно мне улыбается. – Так во-от, как я уже говорил, ты оставила мне записку со своим номером, и я…
В моих мыслях такой кавардак, что невозможно воспроизвести никакой, даже самой простой, фразы; но тут я смотрю через его плечо и вижу тот самый синий автобус «фольксваген» с помятым бампером.
Заметив, на что я уставилась, Колтон оглядывается.
– Не волнуйся об этом. – Вновь поворачивается ко мне. – И пожалуйста, не пугайся. Я… – Он запинается, секунду смотрит на свои ноги, потом возвращает взгляд на мое лицо, на губу. – Я только хотел, ну, узнать, все ли у тебя хорошо. И сказать, чтобы ты не волновалась насчет автобуса. Все равно его давно пора чинить.
Я наконец-то обретаю дар речи
– Почему ты не сказал, что это был твой автобус? – спрашиваю отрывисто.
Ты не должен здесь находиться – это единственное, о чем я способна сейчас думать.
– Ты была так напугана, я не хотел сделать тебе еще хуже и… прости. Надо было сказать.
– Но как ты узнал, где я… – Ты не должен здесь находиться.
Он открывает рот, но медлит перед ответом. Откашливается.
– Так, помог кое-кто.
– В больнице? Та медсестра, да? Это она сказала тебе, где я живу? Я… ты…
Ты не должен здесь находиться.
Я останавливаю себя, поняв, что он провинился не больше меня самой, когда я разыскивала его. Мои щеки горят, ноги ватные – я не знаю, что делать со своей реакцией на нашу новую встречу. С внезапной ясностью осознав, что на мне надета пижама, я складываю руки на груди. Увожу глаза вниз, подальше от его лица, на свои ступни, и рассматриваю ногти, которые не покрывала лаком, кажется, целую вечность.
– Извини меня, – произносит он, слегка наклоняясь, чтобы поймать мой взгляд. – Нет, правда, зря я заявился вот так. Я… обычно я так не поступаю. Просто…
Он смотрит на меня так, как вчера в кафе, и его взгляд выпускает на волю трепет, который, зародившись где-то в груди, моментально охватывает меня целиком.
– Вчера было… ты была… – Он хмурится. Кашлянув, смотрит в землю, потом на дом, на небо и наконец переводит взгляд на меня. – Прости, не знаю, что я пытаюсь сказать. Просто… – Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. – Просто я хотел снова тебя увидеть.
Не успеваю я ответить, как он достает руку из-за спины. И протягивает мне. И я разбиваюсь на
Он глядит на подсолнух в своей руке, потом опять на меня.
А я не могу вымолвить ни слова. Не могу даже дышать. Глаза щиплет, почва уходит у меня из-под ног. Я смотрю на Колтона, стоящего с подсолнухом на моем крыльце, но вижу Трента. Это слишком. Все это уже слишком. Я трясу головой, словно это поможет мне заставить видение исчезнуть.
– Я… нет. Я не могу. Прости. – Делаю шаг назад, начинаю закрывать дверь, но звук его голоса меня останавливает.
– Подожди, – начинает он сбивчиво, – прости. Согласен… я поступил необдуманно, просто… просто мне вчера очень с тобой понравилось, и я подумал, может…
Вид у него становится потерянный, плечи поникают, и мне вдруг хочется, чтобы он договорил.
– Что? – шепчу я, приоткрывая дверь. – Что ты подумал?
Он долго не отвечает. Я не ухожу.
– Сам не знаю, что я подумал, – говорит он в конце концов. – Хотел убедиться, что тебе лучше, вот и все. – Рука с подсолнухом опускается. – Ладно. Я пойду. – Наклонившись, он кладет цветок на ступеньку у моих ног. – Было приятно познакомиться, Куинн. Рад, что ты в порядке.
Я ничего не отвечаю.
Кивнув мне, он разворачивается и медленно сходит с крыльца. Уходит. А я смотрю на лежащий у порога подсолнух. Колтон уже возле автобуса, и я знаю, если он сейчас уедет, то все, он никогда больше не вернется. Всему будет конец. И в этот момент понимаю, что не хочу так.
С каждым его шагом мое сердце стучит в ушах все громче, но когда он дотрагивается до дверцы, я слышу одно. Свой голос.
– Постой!
И это слово изумляет нас обоих.
Колтон застывает на месте, и на секунду, пока он стоит ко мне спиной, меня охватывает тревога. Что, если я совершила ужасную ошибку? Что, если пересекаю сейчас черту – не только с ним, но и с Трентом? Но когда он оборачивается и смотрит на меня этими своими пронзительными глазами, я понимаю, что уже стою за чертой.
– Постой, – повторяю уже тише.
Ничего больше говорить не приходится, и это хорошо, потому что, шокированная своим поступком, я онемела. Колтон пересекает двор и быстро, но осторожно, точно не желая снова меня испугать, поднимается на крыльцо. Останавливается на ступеньке ниже, так что мы смотрим глаза в глаза. Ждет, когда я скажу что-то еще.
Мои мысли пускаются вскачь. Что я делаю, что я делаю, что я делаю?
– А… а как же твой автобус? – бормочу, запинаясь. – Как мне… Мне ведь нужно что-то сделать, заплатить за него… или как?
Он с улыбкой качает головой.
– Ничего не нужно. Ерунда.
– И вовсе не ерунда, там… – Я с трудом подбираю правильные слова – любые слова. – Мне надо как-то возместить тебе ущерб… за автобус.
Что я делаю?
Очень медленно Колтон поднимает ко мне лицо.
– Не надо ничего возмещать, – произносит он. – Я не за этим приехал. – Пожимает плечом с еле заметной полуулыбкой. – Мне понравилось с тобой общаться. Так что, если ты снова окажешься в Шелтер Ков, то, может, заглянешь, ну, просто так, поздороваться? Как-нибудь.